– Побыстрее, побыстрее, солдатики, – слащаво голосила она, обращаясь в дом, вытирая с лица пот. – Все, все несите, я вам хорошо заплачу.
– А не подавишься, свинья?! – из-за ее спины злобно выдавил Малхаз.
– Ой! Ты откуда взялся?.. Солдаты, солдаты! Сюда! Вот он враг, вот он бандюга, вот кто русских убивал, стреляйте в него, стреляйте!
Вновь во всю прыть понесся Малхаз, только теперь по улице; за первым же углом напоролся на БТР, и рядом солдаты. Вновь прытко перескочил через забор – и перед глазами сплошная полоса препятствий, а сзади, как у Дзакаева, смерть, сбоку свист пуль, и самое страшное – на сей раз его точно преследуют, даже нагоняют, он слышит топот, голоса, команды. Вот набережная Сунжи, густо заросший берег. Он кувырком бултыхнулся в промерзшую, мутную, с нефтью воду, тут же всплыл, бросился к густым кустам, чьи ветви свисали к реке. Сверху накрыл шквал огня. Покурили, еще раз постреляли… Вроде ушли.
…Глубокой ночью, под сотрясающие взрывы и гул, рыдая, онемевшими руками учитель истории рыл могилу своему научному руководителю в его собственном дворе. Дом Дзакаева был полностью разграблен, из гаража увели машину, даже пол раскурочили, благо дров стало вдоволь.
До утра одежда не просохла, и, осматривая ее, Шамсадов заметил много дыр на куртке, штанах – а его не задело. Только рана на ноге воспалилась, стала чуточку ныть. С каким-то трепетом, но не с отвращением, надел Малхаз на себя одежду Дзакаева; в последний момент заметил на полу галстуки, которые накануне его научный руководитель долго прикидывал, выбирая, и в конце концов, бросая вызов всем, в том числе и себе, повязал ярко-красный галстук, чтобы все видели. Еще раз посмотрел в зеркало: он увидел не только чужую одежду, но совсем чужого, мрачного человека, который вроде никогда ранее не улыбался, по крайней мере не будет делать этого впредь.
День Шамсадов переждал, а под прикрытием ночи тронулся к центру, перешел тот же мост. Нефтяной институт и первую школу – не узнать, трупы все так же чернеют, и вроде их стало больше, но никакого оружия, что валялось кругом, нет. Лишь обшарив несколько окоченевших тел, он нашел пистолет и гранату. Это вселило в него уверенность, он вспомнил, зачем пришел в Грозный – Эстери работала в сорок первой школе, там же рядом снимая комнату…
Что за странность? Так получилось, тот же паренек-крепыш, что спас Малхаза, в предрассветной мгле свистнул из окна «типографского» дома, что напротив Главпочты; так же щедро улыбаясь, поманил к себе.
Их, не каких-то бравых гвардейцев президента, а простых защитников города – молодых ребят, было человек пятнадцать-двадцать, по разным точкам занявших этот плацдарм у перекрестка Главпочты и стадиона «Динамо».
Крепыш, все время, как когда-то Малхаз, широко улыбаясь, поделился