– Брундизий, – задумчиво повторила Сабина. – Я бы не отказалась там побывать. А потом можно было бы отплыть в Грецию. Адриан всегда говорит о Греции.
– Адриан? – Я перевернулся на бок и притянул ее к себе. – Какая разница, что говорит этот подлиза.
– С чего ты взял, что он подлиза? – улыбнулась Сабина.
– По крайней мере твои пятки он лижет очень даже старательно, – недовольно буркнул я. – И зачем тебе только часами ходить с ним на прогулки?
– Затем, что если я начну отваживать женихов, люди скажут, что это неспроста, и захотят узнать, почему. Чтобы ложь была убедительной, Викс, – изрекла Сабина, – нужно, чтобы люди искали ответы на свои вопросы в другом месте.
– И все равно, не пойму, зачем тебе часами ходить с ним под ручку? Или сидеть, склонившись над книгой, голова к голове? – не унимался я.
– Ревнуешь? – поддразнила она.
– Нет!
Ну разве совсем чуть-чуть.
Сабине, похоже, все ее женихи были на одно лицо – кроме двоих: тощего застенчивого мальчишки-патриция по имени Тит, разговаривая с которым она кокетливо морщила носик. Вторым был трибун Адриан. Костлявый сопляк с фиалками меня не волновал – ему было всего шестнадцать, и его смелости едва хватало на то, чтобы во время своих визитов трясущимися руками сунуть Сабине букетик фиалок и, заикаясь пролепетать робкий комплимент. В отличие от Тита, Адриан наносил визиты дважды в неделю, и тогда они с ней часами гуляли по саду и, голова к голове, вели бесконечные беседы. То есть Адриан наклонял к ней свою мощную голову, подбородок же Сабины был гордо задран вверх под тем же углом, как то бывало, когда она ночью смотрела на меня с подушки.
– Не вижу причин для ревности, – сказала Сабина и потерлась носом о мой нос. – Ты думаешь, Адриан вливает мне в уши мед своих комплиментов? В последний раз мы с ним говорили об архитектуре, а до этого обсуждали греческих философов. А еще раньше – Элевсинские Мистерии.
– Именно. – То есть те самые вещи, в которых я не разбирался.
– Но в основном его разговоры вертятся вокруг Греции, – продолжала Сабина, как будто не заметила издевки в моем голосе. – Он постоянно рассказывает про Афины. По его мнению, центр цивилизованного мира – это Афины, а вовсе не Рим. Он может разглагольствовать про них часами. Неудивительно, что за его спиной его называют Греком.
– Я называю его тупым недоноском и могу сказать ему это прямо в лицо.
Сабина рассмеялась в темноте.
– А мне бы хотелось побывать в Афинах. И в Брундизии. И в сотне других мест.
– Тебе мало Рима?
– А почему ты сам вернулся в Рим, Викс? – Сабина оторвала голову от подушки. В темноте ночи ее голубые глаза казались мне черными омутами. – Ведь твоим родителям он был ненавистен.
– А мне – нет.
– Рим сделал тебя рабом. Рим заставил тебя выйти на арену и с мечом в руках сражаться за свою жизнь. Рим едва не