– (Гостеприимно.) Вот и чудненько. Ещё граммов двести дешёвого портвейна?
– Будь любезен.
– А, пожалуйста. И пару гранёных стаканов, чтобы как у людей.
– Я хочу курить и музыки. И обдумать всё, что ты сказал. Мысли мои грустны и настроение жесткач. Может, послушаем во время паузы новинки группы Helloween? Хотя, собственно, о чём я. Разве может божество быть в курсе по поводу Helloween…
– Неохота тебя шокировать. Но вообще-то они на плаву только благодаря мне.
– Я силён духом, Господи. Обещаю, я не сойду с ума.
– Этого я жду меньше всего. Так зачем, Пётр? Я считал тебя наиболее здравомыслящим из всех учеников. Ладно, уж там Андрей и Иоанн, ветер в голове гуляет, поспешные решения, горячность, вспыльчивость… но ты мудр и опытен.
– (Спокойно.) Время подтвердило мою правоту. Ты жив, Господи. Значит, мы не согрешили, объяснив твоё исчезновение воскрешением и вознесением на небо. Ибо больше ты никуда деться и не мог. Накажи меня, если хочешь, – твоё право.
– Далеко не факт, что я жив. Я всего лишь общаюсь с тобой в неизвестном пространстве – где мы находимся, понятия не имею. Видения опасная вещь, дорогой мой Пётр. В том времени, откуда я с тобой говорю, их вызывают при помощи славно высушенной травы и неких снадобий, значение коих мне будет сложно тебе объяснить. Не стоит доверять всему, что ты видишь.
– (Стоически.) И тем не менее ты воскрес, Господи. Пускай и не в том времени.
– (Кисло.) Да. Здесь возражений не имеется.
– (С суровым восторгом.) Поведай, они преклоняют колена перед тобой? Они признают твою Божественную сущность без колебаний, не как проклятые фарисеи? Я счастлив, что слышу и вижу тебя – пускай, возможно, и в бреду. Ты пытался читать им Нагорную проповедь? Впрочем, о чём я говорю? Конечно же, ты…
– (Резко.) Довольное наивно оценивать современное время с точки зрения поздней античности, милый Пётр. Скажу лишь, что спустя две тысячи лет после моего распятия в мире развелось попросту сумасшедшее количество всевозможных пророков. К ним привыкли, словно к бродячим собакам, и не обращают внимания. Буду с тобой откровенен: меня тогда заметили в Иерусалиме сугубо потому, что я был первым, сейчас это называется эксклюзив. Так вот, увы. В Москве ты можешь стоять на улице и петь рвущую сердце проникновенную проповедь, но тебя в лучшем случае примут за чокнутого или нищего. Первый раз я читал Нагорную на Цветном бульваре. Хорошая погода, солнышко, люди гуляют. Мне подали пирожок и двести сорок рублей мелочью, но никто не остановился послушать хотя бы на секунду. Им это неинтересно, Пётр. В настоящем веке слишком много информации, народы захлёбываются в ней. Скажем, видеоролики на ютьюб должны быть по две минуты, а ещё лучше полторы, иначе у подписчиков глаза устанут. Прости, я не удосужился тебе объяснить сии значения… стало быть, слушай…
– (Тяжело, но сурово.) Не надо. Не имеет значения, что ты говоришь, Господи. Я привык к мистическим значениям твоих