– Я тут, – говорит женщина, лицо которой появляется на экране моего комма рядом с Виолиным. – Как ты? Я уже начала беспокоиться…
– Все хорошо, – отвечает Виола. – Я нашла Тодда, мы вместе. Вот, кстати, и он.
– Приятно познакомиться, Тодд, – говорит женщина.
– Э… Здрасьте…
– Я вернусь, как только смогу, – говорит ей Виола.
– Хорошо, я за тобой присматриваю. Тодд?
– Что? – спрашиваю я, глядя на маленькое лицо Симоны у меня на ладони.
– Не давай ее в обиду, слышишь, Тодд?
– Не волнуйтесь, – отвечаю я.
Виола снова нажимает на свой комм, и лица исчезают. Она глубоко вздыхает и устало улыбается:
– Стоило оставить тебя на пять минут, как ты тут же помчался воевать?!
Она говорит это шутливым тоном, но мне кажется…
Мне кажется, что после всех этих ужасов и смертей я стал воспринимать ее чуть-чуть иначе. Она теперь какая-то… настоящая, она здесь, и то, что мы оба живы, самое необыкновенное чудо на свете. В груди у меня все сжимается, и я думаю: Вот она, прямо передо мной, моя Виола, она пришла за мной, она здесь…
Я замечаю в себе нестерпимое желание снова взять ее за руку и больше никогда не отпускать, чувствовать тепло ее кожи, крепко стискивать ладонь и…
– Шум у тебя какой-то странный, – говорит она, пристально глядя на меня. – Размытый. Я вижу все чувства… – Она отворачивается, и мои щеки тотчас вспыхивают – с чего бы? – но прочесть толком ничего не могу.
Я уже открываю рот, чтобы рассказать Виоле о мэре, о том, как я на секунду вырубился, а потом мой Шум стал легче и тише…
Я уже собираюсь все это сказать…
Но тут Виола наклоняется ближе и шепчет:
– Это как с твоей лошадью?
Виола тоже заметила, что Ангаррад все время молчит. Когда они подъехали, Желудю не удалось выжать из нее даже приветствия.
– Вы так притихли из-за того, что видели на войне? – спрашивает Виола.
От ее слов я мысленно возвращаюсь к сражению – во всех его кошмарных подробностях. И хотя Шум у меня размытый, Виола, похоже, понимает мои чувства, потому что берет меня за руку и излучает такую заботу и покой, что мне хочется свернуться клубочком, прижаться к ней и плакать всю оставшуюся жизнь. На глазах выступают слезы. Заметив их, она произносит мое имя, вкладывая в него всю свою доброту и нежность, так что мне приходится снова прятать глаза. В итоге мы оба взглядываем на мэра, который стоит по другую сторону костра и внимательно наблюдает за нами.
Виола вздыхает.
– Зачем ты его отпустил, Тодд? – шепотом спрашивает она.
– У меня не было выбора. Спэклы шли на город, а воевать под моим командованием армия ни за что бы не согласилась.
– Но ведь спэклы в первую очередь пришли за ним. Они напали из-за геноцида, который он устроил.
– Вот уж не уверен, – говорю я и впервые позволяю себе вспомнить про 1017-го, как я в гневе сломал