– Для того, чтобы вернуть сознание его хозяину, если он его просто потерял, нам с вами было бы вполне достаточно найти его в этой кромешной тьме, что мы уже сделали. И для этого вполне сгодился ваш фонарь, – Артак глубоко вздохнул, – но ситуация серьёзнее. Сознание не только потеряно, но и разбито. Это может говорить о многом. И в большинстве своём – о неприятном. Впрочем, в меньшинстве своём – об очень даже приятном, – Артак засмеялся высоко поднимая голову и освещая жёлтым небосвод этого удивительного мира.
– Например? – быстро отреагировала Агафья Тихоновна.
– Мы не знаем как выглядело сознание ДО того как оно было потеряно. Если оно было целым – одно, а что если оно было разбитым изначально? – Артак немного повысил голос, – что, если собрать сознание в единый цельный кусок и есть задача этой игры, которые люди называют человеческой жизнью? Что, если только сам человек в состоянии собрать из осколков целое? Что, если каждому при рождении даны лишь осколки целого зеркала, но именно те осколки, из которых можно, и даже жизненно необходимо сложить это серебряное полотно в полном его размере и в полной же его красе? В ровной и неискажённой красе? Что, если у каждого новорождённого внутри есть все необходимые осколки от этого зеркала, и только собрав, соединив их воедино станет возможен переход ребёнка в человека, и уже человека – далее, на новый уровень? Что, если целое и цельное зеркало всеобщего сознания было разбито изначально, возможно даже специально – разбито и разъединено непосредственно перед рождением тела? Что, если каждое тело и есть отдельно взятый осколок, и лишь осознание цельности бытия, осознание цельности всего живого на земле способно соединить разъединенное? Что, если собрать эту головоломку, познать отражённую сознанием картину целого и есть та единственная цель и тот одинокий смысл человеческой жизни? Что, если так? – Артак понизил голос до шёпота, – тогда мы не то что не должны, мы просто не имеем права вмешиваться в этот процесс. Тогда, если мы хотим действительно помочь – мы с вами должны лишь найти потерянные осколки, найти и вернуть их хозяину, что мы уже и сделали. И всё… Лишь одно мы можем знать точно…
– Что же? – встрепенулась Агафья Тихоновна.
– Мы знаем что собрать можно лишь разрушенное. А это значит, что когда-то из этого зеркала был выстроен дом.
– Когда?
– Это неважно. В этой человеческой жизни или в прошлой, человеческой ли – неизвестно, – Артак задумчиво перебирал осколки, – но дом-то был, одно это точно…
– Но как мы это узнаем?
– А никак, – Артак неопределённо махнул головой, – никак не узнаем.
– Никак?
Артак молча покачал головой из стороны в сторону.
Отрицание – этот местный житель, этот абориген, тут же обрёл своё телесное воплощение. Не было отрицающего, не было никого, кто смог бы сказать «нет», но само