Агафья Тихоновна кивнула, но не сказала ни слова. Впрочем, дракон и не ждал никакого ответа. Он продолжал:
– И здесь уже любые слова бессильны, они были всего лишь внешним маяком, но переродившись, стали внутренним чувством. Они были ничем, но стали осязаемы телом – они стали чувством. Они были идеей, они были пальцем, указывающим на звезду, но стали самой звездой. Всё и всегда рождается из ничего, понимаете? И мы только что это ещё раз осознали, – дракон рассмеялся, – ну а природа… Природа лишь пользуется тем, что уже создано, и создано лично вами. Она мастерски выполняет ваш же заказ – изготовляет новый, совершенно неизвестный, ещё никем неиспробованный и неиспытанный, ваш собственный орган чувств, способный дотронуться до вашего же собственного, вашего внутреннего Я. Орган, способный прикоснуться к множеству ещё неизведанных тел и энергий. Орган, который в конце концов, сможет прикоснуться к матери всех энергий – прикоснуться к самому времени. Природа позволяет ощутить любую энергию, заслышать её, изведать и наконец-то испить. Испить до самого дна, ибо по-другому уже не может и быть.
– Вы так думаете?
– Конечно. Мыслью всё было создано, мыслью может и измениться.
– Хм, – Агафья Тихоновна достала блокнот и записала слова, показавшиеся ей важными, – «Мыслью всё было создано, мыслью может и измениться». И что же дальше?
– Дальше? – Артак ухмыльнулся, – а дальше просто. Дальше, тому, кто получил в своё распоряжение доселе неведомый человечеству орган чувств, тому кто научился им пользоваться, и пользоваться во благо, дальше такому человеку захочется поделиться новыми ощущениями с остальными, захочется доверить только что полученное знание всему миру, захочется вверить свои новые качества каждому алчущему, но ещё не достигшему, каждому, кто испытывает жажду, и жажду уже не тела, но жажду души…
– И что тогда? – Агафья Тихоновна слушала, затаив дыхание.
– Тогда он с прискорбием обнаруживает что ему не хватает слов, – Артак весело подмигнул Агафье Тихоновне, – не хватает слов, ибо сам язык не предназначен для того чтобы выражать то, чего смогли достигнуть единицы. Человеческий язык – орудие массовости, повальности и многочисленности. Язык – как пушка – оружие большинства. А большинство всегда ошибается.
– Но почему?
– Потому что свобода – удел избранных. Избранных не кем-то. Избранных самими собой. Само понятие свободы противоречит наличию какого-либо окружения, каких-либо границ, какой-либо толпы. Свобода отрицает любую возможность пребывания в стаде, – дракон помолчал одно лишь мгновение, – а стадо – это всегда большинство. Большинство одинаково мыслящих, двигающихся в одном направлении животных, ибо людьми их назвать было бы преждевременно.
– Но ведь каждый начинает жизнь в стаде?