Несмотря на многие трудности в нашей послевоенной жизни находилось время и отдыху на покосах. Вечерами иногда организовывалась и «художественная самодеятельность». Это случалось тогда, когда после дневных работ по уборке сена часть молодых женщин и девушек, у которых дома было кому заниматься хозяйством, оставались ночевать на стане. И вот у костра собиралось всё «население» в кружок, рассаживались «по голосам» и исполнялись народные песни. До сих пор убеждён, что такого чистого и, я бы сказал, прилежного исполнения, с душой, нигде больше не встречал. Особой популярностью пользовались именно народные творения – и камыш шумел, и тонкая рябина искала защиты у дуба, но по пронзительно изливаемой тоске по любимому становилось грустно, что не всякой рябине отыщется та опора, к которой можно прижаться для успокоения. Не было нужного числа этих дубов, многих положила война.
Женщинам приходилось тяжелее всех. Ведь ворошить сено и сгребать его в копны приходилось именно женщинам, потому что мужчины были заняты своими делами: свезти или перенести копны в одно место, сложить стог и т. д. Сложить стог – это целая наука, особенно в завершающей стадии и к ней допускались только опытные мужики. В этой роли запомнился мой дядя Пётр Михайлович, стоявший наверху стога с граблями, распределяя подаваемые снизу длинными деревянными вилами охапки сена по всей площади и утрамбовывая их так, чтобы не было потом протечек вовнутрь стога. Самая последняя операция – «завершение» стога (возведение макушки) – заканчивалась укладкой специальным образом больших веток, прижимающих сено для защиты от ветра, после чего дяде перебрасывали через стог длинные вожжи, по которым он и спускался на землю. Часто работы по перетаскиванию копен сена к будущему стогу заканчивались одними мужчинами, женщин отпускали домой, так как завтра был опять для них такой же тяжёлый день. Подоив коровок, а это происходило не позже 5 часов утра, женщины, взяв грабли и узелок с обедом, оставив хозяйство на попечение малолеток или стариков, шли пешком на луга, до которых было 12—15 километров. Целый день под жгучим солнцем ворошили и сгребали сено, с коротким перерывом на обед, часто даже не заходя на стан, и только к вечеру отправлялись опять же пешком в обратную дорогу. Хорошо помню то состояние ожидания матерей, когда мы, ещё пацаны по 10—12 лет, встретив стадо, разбирали своих коровок-кормилиц, поили их водой, давали заранее заготовленной травы, от которой они часто отказывались – были сыты, но требовали своим постоянным мычанием дойки. Уже темно. Ни одного огонька. Мы гурьбой сидим на каком-нибудь возвышении, жмёмся друг