– Шемхамфораш[8], брат! – прохрипел курец, – иди с миром…
Оба повернулись как по команде и быстро пошли прочь.
Вадим постоял в темноте, чувствуя, как прохладный ночной ветер треплет длинные волосы. Посмотрел на зажигалку – на ней был изображен Микки-Маус, расплывшийся в широкой дегенеративной улыбке, и написано что-то неразборчивое. Сунул ее в карман и побрел обратно к Кольцову.
Тот сидел на скамье прямо, словно аршин проглотил и Вадим задался вопросом: «сколько же лет Гаргароту на самом деле? – Он привык про себя называть его стариком, но так ли это? – Кольцову могло быть как пятьдесят, так и семьдесят – на лице почти не было морщин; глаза смотрели ясно, а тело под этим нелепым плащом вполне могло принадлежать борцу».
– Ну что, Вадик, принес огня-то? – елейно спросил Кольцов.
Вадим молча протянул ему зажигалку. Тот принял ее, едва взглянул и отшвырнул в кусты.
– Молодец, – тихо произнес Гаргарот, – справился. Пойдем домой, что ли? Поздно уже, да и сквозит. Не для моих костей погодка…
Телефон зазвонил ранним утром следующего дня. Пребывая в полусне, Вадим слышал, как мать взяла трубку, произнесла дежурное «Алло», а потом, словно задохнувшись, пробормотала несколько невнятных совсем уж слов и, судя по звукам, бросив трубку прямо на столик, поспешила к его двери, но, против обыкновения, не распахнула ее настежь без предупреждения, а остановилась под дверью, переминаясь с ноги на ногу.
– Что? – пробормотал он, приоткрыв один глаз.
– Тебя… нужно к телефону… – фраза прозвучала бредово и отчего-то напугала его. Сон как рукой сняло. Вадим сел на кровати, пошарил ногой в поисках тапочек, но нащупал лишь коробку от какого-то компакт-диска. Плюнул и, как был, босой прошлепал к двери.
Распахнул ее и натолкнулся на взгляд матери. Глаза у нее были странные, поплывшие.
– Возьми трубку, Вадик, – пробормотала она и принялась пятиться по – рачьи.
Он протиснулся мимо и, подойдя к журнальному столику, испытал сильное желание вернуться в свою комнату и лечь спать. Телефон лежал в ворохе старых газет и выглядел… опасным, как притаившийся в кустах волк.
– Алло.
Поначалу ему показалось, что там, на другом конце провода, кто-то старательно надувает воздушный шарик.
– Говорите, кто?
– Вадинька… – женский знакомый голос. Секунды хватило, чтобы понять, что это мать Черепа, как ее… Лидия что-то там.
Во рту стало вязко, как после новокаина.
– Слушаю…
– Вадинька, это мама Виталика… Это Лидия… Михайловна («Ну да, разумеется, Михайловна, как он вообще мог забыть?»), тетя Лида… – почему-то именно это совершенно неуместное «Тетя Лида» заставило его испугаться всерьез.
– Что-то… нужно вам? – невпопад спросил он.
– Да… это… С Виталиком беда, – выпалила женщина и расплакалась, скорее, завыла прямо в трубку.
Странно,