Толпы рабочих и солдат врывались в правительственные здания, опустошали арсеналы полиции. Захваченное там оружие они обращали против полицейских, преследуя и убивая их повсюду. Они жгли полицейские участки, превращая в пепел все полицейские архивы, стреляли в любого «фараона», которого только встречали, в том числе и в полицейских снайперов, которые прятались на крышах и лишь временами выглядывали, чтобы прицелиться. Восставшие обыскивали церкви в поисках тайных складов оружия, солдаты и рабочие вместе обшаривали храмы в напряженном и почтительном молчании. Они брали приступом тюрьмы, открывали настежь ворота и освобождали сбитых с толку заключенных. Они подожгли здание Окружного суда и стояли, любуясь на разгоревшееся пламя, будто отмечался какой-то новый зимний праздник. Не встречая никакого противодействия, ниспровергатели увлеченно и беспорядочно крушили все, что напоминало о прежней власти.
Слухи об их действиях разошлись далеко за пределами Петрограда. Так, в Москве представители органов власти попытались, но не смогли заглушить распространение новостей о нарастающих беспорядках в столице. Информация об этом просочилась и во второй город страны. Московские рабочие стали покидать свои рабочие места, некоторые просто уходили домой, другие шли в центр города в поисках новостей и каких-либо руководящих указаний.
27 февраля после полудня царь, как обычно, невозмутимо продолжил обсуждение намеченных военных действий со своими военными, обретающимися в Ставке. Его спокойствие разделяли и другие. Военный министр Михаил Беляев телеграфировал царю, сообщая ему с непередаваемой беспечностью, что в некоторых военных подразделениях Петрограда произошло несколько незначительных нарушений, что с этим сейчас разбираются и что вскоре все успокоится.
Между тем на улицах восставшего города в толпах стояли бок о бок представители политических течений всех мастей, от эсеров до озлобленных кадетов, и они вовсе не были спокойны. Их объединяла уверенность в том, что перемены необходимы и неотвратимы. Они находились уже в новом городе, в момент рождения нового порядка, в «кровавый понедельник». Старая власть умирала,