и заплакала… – женские муки
у России стоят во главе.
Вдруг очнулся и слышу дыханье:
«Ты, братишка, ещё поживёшь.
Дай, тебя обниму на прощанье.
Эх, как жалко, что скошена рожь!»
Тень метнулась в огонь амбразуры
и умолк надоедливый стук…
Солнце встало над рощицей хмурой,
но не встал молодой политрук.
Сигарета дымила и память,
словно дым, выедала глаза.
Хлябь небесная льётся и манит
выйти в ночь, где бушует гроза.
Знай, стихия, на грозы я вышел
с малых лет и творю людям впрок.
– Слышишь, дождик? Конечно, ты слышишь – В жизни каждый мужчина – игрок.
О троих… россиянах
Белых берёз накат,
нежные: ряд – на ряд.
Трое солдат и смерть.
Думать о смерти не сметь!
Пой, если ты певец…
Трое их было, русских сердец.
Ох, как тяжёл был бой!
Солнце не жгло. Жгла боль
По-над пшеницей – мрак.
В поле – не жницы: враг.
Стой! Каждый шаг здесь свят!
их было, наших ребят.
Тесен блиндаж и мал.
Бить пулемёт устал
Злость по крови – мандраж.
Мал для троих блиндаж.
Воздух тяжёл и сух.
Солнце в тени – пастух.
В поле хлеба тучны
Пули всегда точны.
Хмыкал в усы сержант:
– им не впервой бежать
Третьей атаки вал
Землю под траки вмял
Тесен блиндаж и сыр
Бил пулемёт – стыл.
Русский, киргиз и хант
Бились вдали от хат.
Бились за крепость Брест
Русь! Ты – одна окрест.
Радуга памяти
Радуг цветные колёса
смяли густой буерак.
Мы, возвращаясь с покоса,
пели про храбрый «Варяг».
И рокотал по-над нивой
моря пшеничного гул.
Вдруг за берёзовой гривой
женский платочек мелькнул.
Кто-то сказал ненароком:
«Ишь, заблудилась краса.
В роще гулять – не морока,
очи не выест роса»
Но за волнистой стеною,
спрятавшей связку дорог,
смех оборвался струною,
замер, забылся, продрог.
Там, у замшелого камня,
в мягком грибном холодке
землю ласкала руками
женщина в чёрном платке.
Свет, как с иконного лика
с ней воедино был слит.
– Тихо! – сказала нам – Тихо!
Сын мой вот туточки спит.
Так ли сознание глушат
взрывы и раны от пуль?
Строчки на камне: Павлуша.
Год сорок первый. Июль.
Год сорок первый. Начало
славных побед и утрат.
Женщину память качала
над колыбелью солдат.
Радуг цветные колёса
крыши зажгли на селе.
Полные сока колосья
кланялись