погибали солдаты,
но стояли берёзы,
прикрывая собою
от осколков незрячих
ту, что звали Судьбою,
и никак не иначе.
Поднимали винтовки
погибавших в атаке,
шли в горящие топки
и бросались под танки,
становились крестами,
возрождались из пепла.
Словно Бога устами,
Русь берёзами крепла.
Двадцатый век
Если падать – только в пропасть!
А взлетать – не ниже звёзд!
Обезличенная кротость,
что телега – без колёс.
Век двадцатый – век дерзаний
в макромир влюбил Парнас.
Даже липы, что – в Рязани,
в песнях просятся на Марс.
Славянской дружбе нет конца
Я о России погрущу —
не сняты чары колдовские,
и в сердце злобу запущу
на тех, кто продал город Киев.
Красивый город на Днепре
стал битой картой изуверов
в безумно подленькой игре
людей не православной веры.
Беда забросила меня
на острова чужой планеты,
где словоблудие кляня,
мир стал разменною монетой
чужой игры крикливых бонз,
предавших Русь и Украину —
зря хочет заграничный Босс
союз наш превратить в руины.
Славянской дружбе нет конца,
ей надоел порядок «бывших».
Из-под тернового венца
пришлёт спасение Всевышний.
Святая Киевская Русь
жила и будет жить в стремленьи
нести народам светлый груз
любви и дружбы поколений.
К Пасхе
(монолог-предупреждение)
Я преступил мирскую грань
и душу выставил на паперть —
кричу: «Сестру мою не рань!
Кто Украину в клетку запер?!
В День воскрешения Христа
мы с ней отправились в дорогу
и с православием креста
в обнимку шли, угодно Богу.
Врагам такого не понять.
Россия – это Украина!
У нас одна на свете мать—
всегда свята и неделима.
Не шлите, нехристи, громил
к славянам в родственные души!
Но кто с петлёй придёт в наш мир,
тот будет в ней же и задушен!»
Двадцать второго июня
Двадцать второго июня,
ровно в четыре часа…
Жил он в мечтаниях юных,
и совесть была чиста.
С девушкой долго прощался
и называл женой.
Жаль, не успел до счастья
сделать свой шаг земной.
Был он… А где то лето —
год сорок первый, Ока?
Мальчик, в гранит одетый,
Памятью стал на века.
Женщинам Ленинграда
В горе женщины горды
И воинственны, как гунны.
Их накрашенные рты —
В кровь