Рафаэль разжал впившиеся в перила пальцы, нервно поправил шляпу с плюмажем и с улыбкой, за которой он прятал тревогу, зашагал по террасе к подножию лестницы. Ингмар двинулся следом, с беспокойством посматривая кругом. Ярко-зеленая степь за стенами Замка была пуста.
– Лоцмана нет, – вполголоса сообщил юный виконт, оглянувшись на северянина. – Опять где-то шляется, Змей его побери!
– Появится, – отозвался Ингмар. Еще не случалось, чтобы охранитель мира не явился вовремя. В чем в чем, а в безответственности Лоцмана не упрекнешь.
– Прекрасная погода нынче, господа! – прозвенел над террасой голосок Лусии, в беспечности которого чуткое ухо различило бы толику фальши.
Рафаэль снял шляпу и склонился в низком, исполненном природной грации поклоне.
– Лоцмана нет, – выдохнул он и с изысканной вежливостью ответил на приветствие дамы.
Лусия побежала по ступеням, за спиной белой дымкой взвился шлейф. Алая роза, которую она выдернула из волос и бросила виконту, упала к его ногам. Просияв, Рафаэль наклонился поднять; и в это мгновение Серебряный Змей напал.
Краем глаза Ингмар заметил яркий проблеск слева между колонн. Северянин ринулся к задержавшейся на лестнице Эстелле, взлетел по ступеням, принял на себя тяжкий удар остроконечной головы чудовища. От боли перехватило дыхание; замшевая куртка с нашитыми бронзовыми бляхами никак не могла защитить. Схватившись за грудь, Ингмар рухнул на одно колено. Эстелла с криком метнулась прочь, путаясь в юбках; упала, вскочила и снова помчалась, как безумная, под ненадежную защиту увитого розами навеса. Рафаэль бросился к Лусии, схватил девушку в объятия, как будто надеялся уберечь от предначертанного, но блестящая чешуйчатая морда тараном ударила его под ребра, швырнула на каменные плиты террасы. Лусия жестом отчаяния заломила руки. Длинная серебристая шея обвилась вокруг ее стройного стана, и Змей убрался с добычей.
Рафаэль со стоном приподнялся на локте; у него были разбиты губы. Из-под навеса выглянула напуганная Эстелла.
– Лусия! – вскрикнула она жалостно и бегом кинулась к Ингмару. – Надо освободить бедняжку. Мы можем рассчитывать на вашу помощь?
Она просительно заглянула ему в лицо; искренняя тревога в ее голосе не вязалась с глуповатыми, затасканными словами. Его покоробило.
– У нас на севере не принято оставлять друзей в беде. – От напыщенности собственного тона его покоробило еще больше.
Эстелла подбежала к Рафаэлю, вышитым платком промокнула кровь. Ингмар тоже подошел, оглядывая степь за стенами замка. «Видишь Лоцмана?» – спросили выразительные черные глаза виконта. Северянин качнул головой: нет.
– Змей его задери, – шепнул Рафаэль, и унизанная перстнями рука Эстеллы словно невзначай легла ему на лицо, прикрывая движение вспухших изуродованных губ.
Ингмар сдвинул брови: не след хулить охранителя мира – недолго накликать беду. Он прислушался. В их несуразном дворце, с его лестницами, галереями, пристройками и надстройками, Лусию не сыщешь, пока она не подаст голос. Однако над Замком висела глухая тишина.
Северянин поставил виконта на ноги.
– Идем на Львиную галерею.
Бессмысленно торчать на одном месте, талдычить ненужные слова, переливать из пустого в порожнее. Львиная галерея, украшенная скульптурами гривастых зверей, опоясывает верхнюю часть дворца, и оттуда легко заметить блеснувшую где-нибудь чешую Змея.
– Я с вами! – вскричала Эстелла, расслышала наигранность в собственном тоне и смешалась, добавила поблекшим голосом: – Не отказывайтесь – вам понадобится моя помощь.
– Ни за что! – сверкнул глазами Рафаэль. – Мы не вправе подвергать вас опасности, донна Эстелла.
Северянин и виконт переглянулись, недовольные. Почему все идет наперекосяк? Откуда эти неуклюжие слова, фальшивые интонации? Лоцман до сих пор не явился. Ингмар ощутил тоскливую пустоту и чувство заброшенности. Без Лоцмана все разваливается, все из рук вон плохо…
Оставив Эстеллу под увитым розами навесом – она кинется следом, чуть только мужчины отвернутся – Ингмар с Рафаэлем поднялись на следующую террасу, где в укрепленных на треножниках хрустальных чашах носились стайки золотых рыбок.
Виконт хрипло дышал, держась за бок, его тонкое аристократическое лицо кривилось.
– Больно? – участливо осведомился Ингмар,