Только сейчас он понял, чтó его с утра томило. И вот отчего он не мог так долго насмелиться, позвонить жене.
Ну, танцор, допрыгался!
Всё бы он мог себе сейчас простить. Даже лобызания с Кузьмой… Тьфу! – с Кузькой, прости Господи. Сейчас, поди, обтирается, подхихикивает, старый пень. Но то, что от доброты душевной опять наприглашал к себе гостей – это уже чёрт знает, что!
Топотков надолго замолчал, тупо уставившись в шкаф, на полках которого находились СНиПы, чертежи в папках и в рулонах. Но волна негодования на самого себя сходила, и в глазах появились проблески жизни. К тому же он находился в весёлой шкатулке, где долго не погрустишь. В ней играло солнце, разбрызгивая искры и зайчики по полу, по стенам, по шкафам.
– Дурак-с, ваша светлость! Вот где дурак так дурак! Каких век не видывал. Да хоть бы пьяным был в стельку…
Он действительно не был пьян до беспамятства. Но расходилась душа, разгулялась, и не столько от вина стал пьяным, сколько от охватившего его веселья, радости. Под конец вечера он всех любил: и юбиляра, и баяниста, и гостей – оттого и лез лобызаться.
А у нас как? Уж если ты обнял человека, да, не дай Бог, ещё позвал к себе в гости – так уж всё! Ты дурной человек, тряпка. Ты распахнул душу, а это такое место… куда только плюнуть можно!
Эх-хе, вот народ. До чего же мы огрубели, ни любви в нас не осталось, ни радости. Повыпотрошенные, деформированные. Даже жена родная не понимает. Тут от души, от чистого сердца. Разве это дурно?
– А может и плохо! – ответил он вслух. – Ведь гостей угощать чем-то надо. Это ведь не ранешное время. Сейчас, попробуй на такую зарплату, накорми да напои? И потом – хлопоты. Жене хлопоты. Оттого и дурно.
Топотков поморщился и вышёл в цех. Выпил два стакана газированной воды и, воровато оглянувшись, – не видит ли кто, как он мучается с похмелья, – вновь вернулся в кабинет. Прохладная вода, несколько раз отрыгнувшись газом, родничком прокатилась по пищеводу, охладила разогретые внутренности и бушующие в них старые дрожжи.
Похмелье пошло на пользу. Прочистило мозги.
– Мнда… Погулял…
А позвонить надо. Иван Трофимович не помнил, гостей он приглашал при жене или без?..
– Видимо, без неё, – заключил он. – Конечно без неё. Теперь бы уж все провода оборвала. Ох, дубина…
Топотков всё надеялся, что позвонит жена. Сам же не решался.
Он представил, как всей компанией гости вваливаются к ним в квартиру. Разрумяненные на первом морозце, жизнерадостные.
– Здрасте! А вот и мы…
Ивана Трофимовича передёрнуло в нервном ознобе.
– И где она была? Не могла чем-нибудь трахнуть по макушке! Хоть домой не ходи.
Стоп! Вот это мысль. А что если и в самом деле домой не идти? Созвониться с Верочкой и махнуть куда-нибудь