Бывший посол византийского патриарха, нынешний митрополит Киевский, Русский и Литовский (будет ли когда-нибудь у православных митрополит всея Руси?) и впрямь умел довольствоваться малым. Без чего он не умел обходиться, – так это без перьев, чернил и пергамена, которого требовалось с каждым днём всё больше и это стало моей заботой.
Но прежде навалились хлопоты иные. После трапезы великая княгиня Евдокия известила о том, что намерена злоупотребить гостеприимством лишь до утра. У меня было такое чувство, словно с неба сорвалась ещё одна хвостатая комета и ударила меня своим копьем («Так быстро!»). Но разве мог я возразить? Зато не молчал митрополит: «Уже успела забыть, как мы к поганым в лапы едва не угодили? Хочешь полонянкой стать – твоё дело, но княжичи – о них ты подумала? Если Тохтамыш к Москве пришёл, чтобы выдачи великого князя требовать, думаешь, семя его пощадит?» Не дожидаясь ответа, митрополит сокрушённо повернулся ко мне: «Мы насилу ноги из Москвы унесли. Стоило князю Кремль оставить, как замятня началась: одни обозы со скарбом грузили, другие их грабили; одни из города выбирались, другие в них камнями со стен кидались; а когда уж кремлевские погреба разграбили, то все как обезумели. Тогда-то я и умолил великую княгиню Кремль покинуть». Конечно же, Киприан пустился в повествование не из-за устремления обрести во мне свежего слушателя, а из-за желания повлиять таким не нарочитым образом на великую княгиню. Она и впрямь чутко прислушивалась к рассказу, и всё же когда заговорила, в её словах было больше отклика на свои собственные мысли, чем на откровения митрополита: «Мы бежали из Кремля через Фроловские ворота – те самые, через которые Димитрий уходил на битву на Куличках и возле которых мы с детьми встречали его с победой. А то что люд сейчас поднялся… Вправе ли мы его, оставленного государем и митрополитом, винить?» Киприан вскинулся как от пощечины: «Когда я оказался в Царьграде, охваченном великой смутой и насилием – на море господствовали латиняне, а сушей завладели богопротивные турки, я не покинул в ужасе царицу городовIV. А нынче картина иная. Ты уж прости мне, великая княгиня, дерзновенную откровенность, напомнить тебе хочу: великий князь, отъезжая, семью свою поручил моим заботам – тебя с детьми малыми. А как сберечь, если не знаешь, кого остерегаться больше – хмельных простолюдинов, вероломных бояр или беспощадных ордынцев?» – «Меня, отче, беречь не надо, я сама себе и своим детям защитница. А если на кого из заступников и уповаю, так только лишь на неё, на Пресвятую Богородицу», – вспыхнула великая княгиня. Киприан, стиснув посох так, что побелели костяшки