молитвословят без конца
в пути возвратном млечном.
похож на сон молчанья мiръ,
где тени, словно души,
и тихой музыкою мир
течёт в глаза и уши,
и снегом, словно серебром,
осыпаны избушки,
и поминаются добром
и серый волк и пушкин!
снежинка
чуть где выступ – занесёт,
чуть кто встанет – припорошит…
видно, год не даром прожит,
если радость день несёт!
баба
из заутреннего снега,
с утренней пороши я
всю слепил тебя и нега
разлилась хорошая
я катал тебя руками,
по бокам похлопывал,
вместо сердца ставил камень
и кругом притоптывал
твои глазоньки смешные —
угли зацеловывал,
и смеялися вершиной
дерева еловыя
я дышал тебе на ушко,
ласково пришёптывал:
здравствуй, девушка-старушка,
ты нерасторопная!
не грусти морковным носом
и ведра не сбрасывай,
буйным ветрам и морозам
сказок не рассказывай
снежной бабы бабьей доли
уж чего уж лучше:
нет ни горести, ни боли,
ни судьбы заблудшей…
пусть
посв. ольге м.
пусть снег идёт в средине декабря,
пусть дождик льёт в скончании июня,
и красный лист в начале октября,
и май цветёт, всё солнышком малюя!
а в январе пусть будет ёлок блеск,
пусть в феврале покроют их метели,
и половодья пусть апрельский плеск
уносит всё в пасхальные недели…
так на руси святой заведено
от первых дней судьбы её творенья.
ещё одно о том стихотворенье,
ещё в любви признание одно
бывшей жене
вновь новый год без обновленья
грядёт в отчаянных звонках,
и чья-то иноходь оленья
сквозь вьюгу блазнится, тонка
что ж! наряжу, пожалуй, фикус
озябший, пыльный и немой,
и позову, пожалуй, вику,
коль скоро нет тебя со мной,
и прогуляюсь по арбату,
который «старым» не зову,
но обращаюсь как к собрату,
презрев нашествия молву
и, пересчитывая деньги,
найду, быть может, на ларёк,
где лазуритовые серьги
глядят, как искренний намёк
и, поглазев в ответ печально,
промямлю, булку прожевав:
«с тобой общаюсь я астрально
и не нарушу наш устав!»
затем, возможно, у филиппа —
в тепле и свете постою
плохой печатью с контратипа,
которой больше не таю,
и, разомлев от благодати,
поставлю свечи у икон…
как много зим, порядком датый,
я