Поэтому в своем анализе Зиммель отводит изобразительным искусствам особую роль, и это было необычно для русской философской традиции, литературоцентричной по своим изначальным установкам. Неудивительно, что Зиммель оказался столь важен для ГАХН, и в особенности для таких авторов, которые, как Габричевский, занимались пространственными искусствами. В статьях 1920-х гг., где особо ощущается влияние «Эстетических фрагментов» Шпета, Габричевский как бы продолжает его работу о слове и о его семиотическом характере, применяя шпетовские установки к изобразительным искусствам. Однако здесь выдвигаются и специфические проблемы. Главная из них – это знаковая и социальная природа художественного предмета, понятого и как конкретная вещь, которая постигается, осмысляется и используется и в действительности, и в искусстве:
К сожалению, мы здесь с первых же шагов вступаем на совершенно неизведанную, девственную почву. В то время как современная поэтика, как учение о художественном слове, не только имеет за собой многовековую научную традицию, но и строится на опять-таки вековом фундаменте логики, лингвистики и грамматики, т. е. на богато разработанном учении о словесном значении, о словесном знаке и их отношении друг к другу, – наука об искусствах пространственных никогда себе даже и не ставила вопроса о том знаковом материале, из которого складывается художественный образ в архитектуре, скульптуре и живописи при помощи сложнейших внутренних отношений, постановок, переистолкований и игры целой системы внехудожественных знаков и значений. Такое невнимание научной мысли к внехудожественной выразительности вещи находится, по-видимому, в теснейшей связи с некоторыми общими закономерностями в развитии культуры вообще как системы форм выражения. Язык и слово как носители логического смысла являются по преимуществу областью культурного выражения, поэтому знаковая природа слова непосредственно очевидна даже для самой примитивной рефлексии.[639]
Внутри Академии классически «зиммелевские» темы, такие как портрет, пейзаж, карикатура, рама, актер, такие темы, как творчество Рембрандта и Гёте, глубоко проникают в статьи, дискуссии различных комиссий и в терминологию, как она зафиксирована в статьях для словарей. Наследие Зиммеля, вместе с наследием других авторов немецкой формальной школы, служит источником некоторых основных методологических указаний для гахновцев.
Зримость изобразительных искусств становится символом, моделью для познания всех индивидуальных явлений, своей «чудесной наглядностью» преодолевает предубеждение о разделении внутреннего и внешнего: «само это – внутреннее – мы видим – снаружи, – но особым взглядом, т. е. особым актом… аналогично тому, как мы видим кастрюлю из семи звезд Большой