О чем я думаю? О чепухе какой-то! Я думала о бессчетных тоннах продуктов, которые я перетаскивала в сумках. Грузовик здоровый за раз не вывезет. Много лет. Мы все, семья, были похожи на рисунок из занимательной арифметики Перельмана – человек-гора, в разверстую пасть которого вползает товарняк с едой. Цистерны борщей, платформы котлет, пульманы картошки.
Надо бы спросить Ларионова, возят ли на ролкере продукты.
А вдруг я сама во всем виновата? Может быть, не ушел бы Витечка к своей Шиихи, если бы я со скандалами и боями с самого начала заставила его приносить в дом замороженные биточки по-московски и хоть раз в месяц отстоять очередь за тортом «Марика»?
Не знаю. Может быть. А теперь и не узнаю.
– Хорошо, идем на гипнотизера…
Не знаю, сколько Ларионов взял билетов в нагрузку у театральной кассирши, но на выступлении гипнотизера мы сидели в первом ряду. Ларионов утверждал, что сидеть дальше не имеет смысла – упущенные детали разрушат достоверность представления.
А я бы хотела сидеть подальше, где-нибудь в ряду тридцатом Клуба печати, в сумраке нависающей кровли балкона, чтобы вершащий на сцене чудеса маг не мог рассмотреть моего лица. Мне было грустно и смешно одновременно. Но я сидела в трех метрах от него, и он обращался прямо ко мне.
Наверное, по моему лицу видно, что у меня слабая воля и легко внушаемое сознание. А может быть, гипнотизер Фадеев, как все выступающие со сцены, говорил не с необъятной прорвой зрительного зала, а выбрал себе первого попавшегося внимательного слушателя и сообщал свои удивительные тайны он именно мне.
– Никаких чудес не существует… Поразительные явления, которые я вам продемонстрирую, – результат большого природного дара, развитого длительной правильной тренировкой… Способностью читать мысли на расстоянии, передавать свою волю другим людям, находить спрятанные вещи внутренним предвидением, двигать предметы взглядом и многие другие видеомоторные акты – всем этим обладали такие реально-исторические персонажи, как Александр Македонский, Юлий Цезарь, Сенека, Наполеон, Григорий Распутин…
Я, наверное, смогла бы поверить – с моей-то внушаемостью, – что он продолжает ряд этих реальных исторических персонажей, но меня очень отвлекало несоответствие его величаво-значительной жестикуляции колдуна с бойкой скороговоркой приказчика. И я с гордостью отметила про себя рост самосознания современных работников прилавка – сейчас колдуны и гипнотизеры говорят как прежние приказчики, а нынешние продавцы вещают с загадочной снисходительностью магов.
Ах, если бы Фадеев согласился пойти на стажировку в мебельный или радиомагазин! Как сильно бы выросли артистизм и убедительность его выступления! Полгода за прилавком – и речь, разбитая неритмичными таинственными паузами, мучительно оброненными репликами, освещенная великими несбыточными обещаниями «в конце квартала…», общее выражение лица размыслителя о вещах, нам недоступных, тоска страдателя и радетеля, отвлекаемого