***
Девятнадцатое января. Я трясся от холода под дверью ювелирного магазина, в то время как Роза нежилась в кровати, наслаждаясь сном. О…сон. За пять дней жуткой работы я стал похож на наркомана с огромным стажем, который одной ногой стоит в могиле: у меня появились синяки под глазами, сосуды все полопались – то есть, мои глаза были все время красными, руки тряслись, голова болела. Почувствуй себя стариком в девятнадцать лет. Но девятнадцатое января не думало об этом! Голова была занята только днем рождения Розы.
Я стащил одно из ее колец, чтобы подобрать новое по размеру и надеялся, что она не успеет проснуться до моего возвращения, ну или просто не успеет прийти в себя.
Утро было чертовски холодным, я проклинал всех и вся, кроме Розы. Но я ждал. В течение пяти дней я не потратил ни одной копейки. Я не ел, не пил, не срал, не ссал… да чего уж там, я не жил. Пять дней выпали из моей жизни. Всего чего я хотел – это подарить Розе необходимый компонент для того, чтобы она вступила в реакцию, сказать ей, что я все-таки люблю ее и упасть спать. Мне кажется, я проспал бы пол своей жизни. Люц рассказал, что за все пять дней ему пришлось только один раз притвориться мною.
Роза проснулась ночью и пошла искать меня. Каким-то чудом услышав это, Люц прокрался на кухню и сел за стол, притворяясь, что что-то пишет. Естественно, Роза, увидев чувака в моей майке и трусах, держащего ручку в руках и знающего, что с ней делать, сразу же подумала, что перед ней не может сидеть отморозок Люцифер. Но этого отморозка мне до сих пор хочется прибить. Ведь когда Роза решила, что это – я, то стала допытывать, какого черта я там вырисовываю. Мой ненаглядный братик не смог придумать ничего более умного, чем сказать: «Пишу стихи для тебя». И затем он клятвенно пообещал вручить их ей девятнадцатого января, то есть в тот день, когда я хотел сделать Розу счастливой.
В общем, спасая мою многострадальческую задницу, он навалил на нее еще больше кала. Так что помимо ночных разгрузок мне, черт возьми, надо было еще и стих чертов сочинить.
Стоит ли говорить, что я очень смутно помнил, как выглядят стихи, я даже не говорил о какой-либо возможности написать самому эту херню. Конечно же, спасибо я брату сказал в троекратном размере. Я ненавидел его. Хоть он и доказывал, что у него не было выбора, я все равно думал, что это было сделано специально. Ну и в результате, пока Роза готовилась к встрече с чокнутой Лафортаньяной, я, вместо того, чтобы спать в этот момент, сидел и пытался притвориться поэтом. Для этого у меня было почти все – ручка, бумага, девушка, нищета, молодость и любовь… Но мне не хватало боли! А это очень сильный недостаток! За неимением боли писать искренне не выйдет. Без боли все получается слишком лживым. Чего стоит написать стих, посвященный любви без боли? Ничего. Но найти смысл этих строк будет проблемно. Пустота чернильных строк – стих без боли. Но одна лишь черта, проведенная болью вмещает в себя ни одну страждущую жизнь и все что с ней связно… Твою