У меня были маленькие детские лыжи. А прямо от нашего дома шел очень крутой склон к Иртышу (у нас даже адрес был «Набережная Иртыша»), и под этим склоном стояли торговые палатки. В Москве такие небольшие уличные ярмарки называли «Голубой Дунай». В Омске, кажется, никак не называли. Зимой палатки вообще бездействовали, только в летнее время там можно было что-то купить. И вот однажды я стремглав покатился на лыжах по этому крутому берегу, рассчитывая затормозить и развернуться у самой реки. Уже возле подошвы горы я увидел вдруг перед собой огромный сугроб и решил эффектно скатиться с него, но, как я только потом понял, это была занесенная снегом, задубевшая палатка! Получилось, что я попал на своеобразный трамплин! С козырька этой палатки я полетел так далеко по воздуху, что долетел до самого Иртыша! Слава богу, река прочно покрылась льдом, так что я не утонул, не захлебнулся, ни в какую полынью не попал. Как говорится, «отделался легким испугом», ушибами, ссадинами. Но получил и незабываемое впечатление свободного полета!
К нам постоянно приходил Рубен Николаевич Симонов. Он, как и папа, был заядлым рыбаком. И Виктор Григорьевич Кольцов, народный артист РСФСР, был в их рыбацкой компании (современному зрителю проще всего его вспомнить по роли сердобольного дяди Шурочки Азаровой в «Гусарской балладе»).
Тогда, во время войны, были введены жесткие меры против вылова рыбы в зимний период, чтобы местное население в голодное время не обезрыбило промысловый Иртыш. А именно зимой там очень хорошо ловились стерлядь и налим. Поэтому тот или иной актер Театра Вахтангова, который не прочь был порыбачить, должен был получить специальное разрешение на ловлю рыбы в определенные дни. Вот, скажем, сегодня день Державина. И папа идет на Иртыш, пробуравливает лунку, а в конце дня весь улов делит между актерскими семьями.
Помню встречу Нового года в Омском театре. Для детей привезли огромную красавицу-ель из тайги, нарядили ее, и так все было на этом празднике красиво, весело и здорово, ни словами сказать, ни пером описать. Всем детям выдали на блюдечке по ложке яблочного пюре, по мандаринке и по две каких-то карамельки. Яблочное пюре мы тут же слопали, а вот эти мандаринки и конфеты понесли домой.
Нас, «державинских», жило в особняке Ложкиной шесть человек: родители, трое детей и домработница Катя (ее мы взяли с собой из Москвы). Тогда семьям, у которых было двое-трое детей, разрешалось иметь домработницу. Причем эти домработницы поставлялись самим государством. Так что и Катя была «государственной домработницей», обеспеченной нам родной советской властью. Она была на два года моложе мамы, но всю жизнь называла маму «Ираида Ивановна». Потом, когда мы подросли, папа устроил ее в Театр Вахтангова, там она нашла себе и мужа, всю жизнь с ним прожила, и мы всю жизнь поддерживали отношения с нашей Катей, фактически дружили.
Однажды нас, детей, повели в госпиталь.