неизбежно споткнешься о ту секунду. После нее попадаешь в другой мир. Непонятно в какой. Из него не вернуться обратно. Так работает необратимость – через нее не перескочишь. Если уж скакать, то только по неизбежности. Я представил себе наблюдателя, для которого моя встреча с Кристиной могла бы показаться неслучайной. «Ваше отношение к абсолютно информированному наблюдателю будет меняться» – так, кажется, сказал Шланг. Он называл три вещи. Что там еще? Миллиард? Да, действительно, миллиард паззлов, это для меня уже не пчелиный рой. Это проблема, требующая серьезного подхода. А еще горизонт. Мой профессиональный горизонт – год. Но Олле, наверно, наплевать, он видит меня в иной роли. Для меня была так важна эта цифра, а Олле даже не интересовался ею. Как это прекрасно, получить свободу из рук друга. Конечно, мы не симбиотики, но что это меняет? Кристина, Кристина. Я опять думаю о ней. Мужчина и женщина – симбиотики, такое случается? Это, скорее, отклонение, чем норма. Многие мечтают о таком, но природу не обманешь, нельзя остаться свободным, родив детей. Но, не родив, можно ли рассчитывать на полную свободу? Как хорошо, что Лиза уже выросла, занялась своими делами. Она совсем не такая как я. В ее возрасте мама еще наставляла меня, что делать и куда идти. Никак не хотела отпускать. И поэтому казалось, я не получаю любви. Мне потребуется взять с собой кое-что из того времени. К неизбежности надо относиться очень бережно, иначе случайности может и не произойти. Когда в голову начинают приходить новые мысли, это ли не явление необратимости? Разум – генератор случайности. Так говорил Шланг? Вот бы теперь с ним пообщаться. Хотя, какой ему интерес говорить со мной, обычным нерадивым студентом. Наверно, он уже умер. Он был совсем старый. Жаль, не смогу взять с собой детский дневник. Каким же я был ослом, выкинув его! Если моя неизбежность и строилась на чем-то, тот дневник вполне сошел бы за часть фундамента. А я собственноручно пустил его под экскаватор. Уничтожив кусок прошлого, я лишил себя части опоры будущего. Моя жизнь стала более осмысленна, но в ней уже не будет того маленького кусочка, который, возможно, благодаря серой тетрадке с мелкими листками осветил бы ее в каком-то другом направлении. Необратимость – капризное создание, стоит соврать себе, она тут же выберет другого. Ей интересны только чистые головы. Такие чистые, как, например, моя в тот день, когда я решил прогуляться по морю в расстроенных чувствах. Но как сохранять эту чистоту? Вот зачем Олле хочет изолировать меня. Он надеется, что в изоляции я стану чище, и мне в голову придут правильные идеи. Хотел бы и я верить в это. Что-то подсказывает, я окажусь там с тяжелым сердцем. Наверно, и сейчас в моей жизни что-то не так. Может быть, Олле и это знает? Для серьезного эксперта вполне нормальное состояние. Одним кивком он может решить несколько проблем, никому не повредив. Не слишком ли я идеализирую его? Он, просто, так живет. Вернемся к делу. Что мне понадобится? Тряпки,
