Рисковому уже принесли двойную порцию копченой баранины с огурцами и помидорами.
Едва Этан сел напротив крупногабаритного детектива, тот оторвался от еды.
– Кто-то мне сказал, что слышал в новостях, будто твой босс получил двадцать семь миллионов за два последних фильма.
– По двадцать семь миллионов за каждый. Первым пробил потолок двадцати пяти миллионов.
– Да, бедность ему не грозит.
– Плюс навар.
– Какой еще может быть навар при таких гонорарах?
– Если картина становится хитом, он получает еще и долю прибыли.
– И сколько это может быть?
– Если верить «Дейли верайети», наиболее удачные фильмы, идущие в мировом прокате, приносят ему по пятьдесят миллионов.
– Так ты нынче читаешь прессу шоу-бизнеса?
– Она постоянно напоминает мне, что он – очень большая цель.
– Да уж, работы тебе хватит. И в скольких фильмах он снимается в течение года?
– Обычно в двух. Иногда в трех.
– Я собираюсь так плотно закусить за его счет, что мистер Ченнинг Манхейм заметит образовавшуюся дыру в своем бюджете, а тебя уволят за перерасход по представительскому счету.
– Даже ты не сможешь наесть копченой баранины на сто тысяч долларов.
Рисковый покачал головой:
– Чен-Ман. Может, я отстал от жизни, но и представить себе не мог, что один фильм приносит ему пятьдесят миллионов.
– У него еще есть компания по производству телефильмов, три сериала которой идут на крупнейших телеканалах, четыре – на кабельном телевидении. Он получает несколько миллионов из Японии, где снимается в коммерческих роликах, рекламируя наиболее продаваемую там марку пива. Он выпускает спортивную одежду. И еще много чего. Его агенты называют доходы, которые поступают не от съемки в фильмах, «дополнительными денежными потоками».
– Люди буквально забрасывают его деньгами, да?
– Ему нет нужды торговаться.
Когда к их столику подошла официантка, Этан заказал семгу по-мароккански и ледяной чай.
Пока официантка записывала заказ Рискового, у нее затупился карандаш.
– …и еще две маленькие бутылки «Оранжины».
– Я видел только одного человека, который мог столько съесть, – прокомментировал Этан. – Балерину, страдавшую булемией[9]. После каждого блюда она бегала блевать в туалет.
– Я только пробую здешнюю еду, и мне не нужно носить пачку. – Рисковый разрезал последний кусок баранины пополам. – Так скажи мне, Чен-Ман – говнюк?
Шумовой фон разговоров за другими столиками гарантировал Этану и Рисковому, что их никто не услышит. С тем же успехом они могли говорить в пустыне Мохаве.
– Его невозможно