– Кому, Згур? Сполотам? Дети не виновны в грехах отцов.
Они говорили об этом не в первый раз, и Згур заспешил:
– Нет! Сполоты – не враги. Дядя Барсак говорит…
Лицо отца искривилось усмешкой.
– Барсак? Он не простил. Он – и другие, кто выжил. Учти, они будут мстить дальше – твоими руками. Война кончилась, Згур, и на могилах давно уже растет трава. Помни – когда идет война, и Край в опасности, допустимо все. Но сейчас мир…
Згуру стало не по себе – такого от отца он никогда не слышал.
– Но… Если Краю нужно? Ведь ты сам после Коростеня мог не идти в бой. Ты был тяжело ранен. Но ты вызвался добровольцем…
– Да. Ради Края, – глаза сверкнули живым огнем. – Ради Края и твоей матери, Згур. Я очень любил ее…
Горло свело болью. Згур вспомнил, как плакала мать – ночами, думая, что он не слышит. Наверно, так плакали все вдовы Бусела и, конечно, не только Бусела.
– Я буду мстить не сполотам, отец. Я дрался плечом к плечу с кметами Кея Велегоста на Четырех Полях. Но ты погиб не на войне, я знаю. Тебя убили позже…
Про это мало кто ведал, да и сам Згур догадался далеко не сразу. Он, сын Месника, родился через два года после того, как Велга и Кей Войчемир договорились о мире. Через два года! А потом он узнал, что отец приезжал в Бусел уже после войны. Приезжал вместе с матерью, помог обустроить дом и уехал – навсегда.
– Теперь я знаю, что ты делал для Края, отец. И знаю, кто убил тебя!
– Знаешь? – в словах был лед, и Згур немного растерялся.
– Я… Я догадываюсь. Пока. Но узнаю, клянусь тебе! Узнаю и отомщу. Ему – и его родне. Всем!
– Всем, кто выше тележной чеки, – негромко проговорил отец, и Згуру вновь стало не по себе. Почему ему снится этот сон? Неужели отец, Мститель за Край, мог бы сказать такое? Нет, он не щадил предателей и никогда не запретил бы сыну…
– Я пришел не за этим, Згур, – голос отца стал совсем тихим, словно он был уже не здесь, а в далеком полуденном Ирии. – Я уже не в силах ничего запретить тебе – я далеко, а ты уже совсем взрослый. Но я должен предупредить…
Он замолчал, и тут Згуру привиделось, что лицо отца начало на глазах стареть. Морщины рассекли лоб, уголки губ опустились, седина плеснула в волосы.
– Я не мстил, Згур. Я делал лишь то, что нужно Краю. Но ты… Поступай, как знаешь. Однако во всем есть предел. Твоя мать боится чаклунов и кобников – и она права. Меч лишь убьет, ведовство погубит душу. И не только душу врага. Бойся того, чем ты владеешь, не зная. Но и это не самое страшное, Згур… Прощай!
– Отец!
Згур рванулся вперед, но лицо ударилось о невидимую стену. Темные силуэты домов стали расплываться, серым туманом покрылась река, и упала тьма – непроглядная, невыносимая, страшная…
Он открыл глаза и долго лежал, боясь пошевелиться. В затянутое слюдой окошко сочился предутренний сумрак, в коридоре уже слышались осторожные