Неандерталец мотал косматой головой, брал каменный топор и топал из пещеры, куда глаза глядят. Потом одумывался и с рогатиной наперевес атаковал очередного мамонта, попутно размышляя над удивительной загадкой: почему в его племени женщин больше, чем мужчин? Мамонты, видя такое дело, сами вымерли, чтобы не доставаться блохастым недругам, а женщины переключились на деньги и украшения. Почему нет? Теперь мужчина должен исхитриться каждый день раздобыть денег, да побольше. Девиз: «Новый день – новый доллар» безнадёжно устарел. Сейчас женщины уверяют, что настоящий мужчина начинается от девяти тысяч долларов в месяц или трёхсот баксов в день. А иначе он не мужчина, а так – трутень, недотёпа и чмо.
Семён Максимович Волобуев, к великому его сожалению, не мог причислить себя к лику настоящих мужчин. Куда там… Триста «гринов» у него с трудом набегало за месяц, при этом половина уходила за съёмное жильё. А ведь когда-то Сёма был знатным охотником за крупными купюрами – он постоянно организовывал какие-то СП, ЗАО и ООО одноразового отмыва. Деньги давались ему подозрительно легко и, будучи весёлым и находчивым, Волобуев и предположить, не мог, что его ожидает стоптанная старость. Максимыч в молодости слишком легко относился к деньгам, им это не понравилось, и они стали его избегать. Сразу начались проблемы с женщинами. Дамы принялись безжалостно бросать Семёна на произвол судьбы и уходить в другие пещеры… простите, квартиры. Правда, потом они возвращались и норовили выставить за порог его самого. На робкие волобуевские протесты ему торжественно заявлялось, что настоящий мужчина должен покидать свой дом с двумя стопками. Стопка книг и стопка нижнего белья – прекрасное сочетание, чтобы начать новую жизнь. А вот про водочные стопки лучше забыть – алкоголь пробуждает в мужчинах самые худшие качества: лень и тягу к философии. Три женщины прошлись гусеницами по сёминой судьбе, как танки по чернозёму, три самки устроили свой быт, бросив стареющего самца доживать в коммуналке. Несколько благоустроенных квартир легло на алтарь бракоразводных процессов, но бывшие жёны всё равно уверяли, что это жалкая компенсация за проведённые с Волобуевым лучшие годы. Вы думаете, Семён Максимович стал женоненавистником? Ничего подобного. Снимая комнатушку в коммунальной квартире и готовясь отметить свой пятидесятилетний юбилей, Максимыч сохранил в себе юношеский романтизм и неутолимую жажду женского тела. Странно, но девушки не отвечали Волобуеву взаимностью, их не прикалывал толстенький, лысенький папик в тупорылых ботинках и красной бейсболке. Правда, иногда они целовали Семёна Максимовича в розоватое, безволосое темя, но при всём желании трудно было отнести это дуновение к поцелую страсти. Для подлинных чувств, и это отлично понимал Волобуев, не хватало денег – самого лучшего афродизиака и мерила мужской привлекательности. Ещё десять лет назад Максимыч мог легко набомбить несколько банкнот повышенного достоинства буквально за полтора часа, а сейчас приходилось завязываться в узел, чтобы раздобыть пригоршню монет. Волобуеву, конечно, хотелось думать, что дело не в нём, а в экономическом положении России, вынужденной вслед за Европой довольствоваться пятью процентами прибыли. Но факты говорили об обратном: молодёжь по-прежнему легко рубила «капусту», а ему доставались одни кочерыжки. Оставалось признать кислую истину: его голубые глаза выцвели, он устарел, утерял былую хватку и его комнатушка – предпоследняя остановка перед гробиком эконом класса. А так хотелось ещё психануть: сходить в дорогой ресторан, пожить в пятизвёздочной гостинице и прокатить в кабриолете загорелую цыпочку.
Волобуев начал попивать. А что ещё прикажете делать, если жизнь прошла, но не закончилась и сколько тянуть эту лямку, никому неизвестно. Максимычу не было ещё и пятидесяти, а он уже не знал, куда себя девать. А ведь каждое утро нужно было вставать, выскребаться из тёплой постельки и ковылять в коллективный сортир. Потом кружить по городу на общественном транспорте – Волобуев насекомил рядовым курьером, передавая корреспонденцию от одного недоумка другому. А уже под вечер, в одинаре, кирять отечественное пиво, сидя на скамейке в городском парке и оттягивать время до возвращения в свою конуру. В один из тихих майских вечеров Семён Максимович уныло тянул своё пиво, заедая одиночество кальмаровой стружкой. На соседнюю скамейку присел дядечка примерно его возраста в легкомысленных шортах, красной рубашке и малиновом пиджаке, ещё помнящем забойные девяностые. О-о-о, пиджак и его обладатель без сомнения знали лучшие времена! В лихие девяностые на такие пиджаки рекой лилось шампанское, и сыпались дамские поцелуи… В них проводились разборки и назначались встречи, на них занимались любовью и просыпали кокаин. А сейчас на потёртые лацканы падали лишь редкие капли дождя, да пивная пена от местного производителя. Мужик отставил бутылку в сторону, достал