Я решила спросить у Елены Георгиевны и Петра Львовича – не встречали ли они когда-то мою бабушку. Конечно, где Москва, а где мы – двести с лишним километров в сторону и совершенно другая жизнь… И они работали в драматическом театре, а бабушка – в музыкальном… Но вдруг?
Машка дошла за мной до дома Елены Георгиевны и Петра Львовича и очень осмотрительно остановилась за несколько метров до входа, к калитке не подошла. Из чего я сделала вывод, что собака каким-то образом понимает, видит образы, которые у меня в голове. Я ведь как раз хотела ей сказать – сюда заходить не надо, здесь в доме своя собака живет. Собака у них маленькая, злая, даже странно, как у добрых, радушных людей такая собачонка. Но ее привез их сын, собака все время чем-то болеет, старики недавно возили ее на операцию. Может быть, поэтому она и злая – от постоянного недомогания. Когда я прихожу, она всегда одинаково заливается страшнейшим лаем, перетряхивающим все ее хилое тельце. Монарда – Моня (так зовут собачку) – умудряется сорвать голос за несколько минут и потом только подлаивает, подвывает, подвякивает, сипло, но отчаянно, запертая в дальней комнате их безалаберного, но довольно большого дома.
Моня, торчащая сейчас в окне «светёлки» – так по-старинному Елена Георгиевна называет комнату окнами на улицу, увидела-таки Машку и, понятное дело, заливисто залаяла.
– Я скоро буду! Никуда не уходи! – сказала я Машке и для верности дала еще одно печенье. Слова-то словами…
Моня, которую хозяева не успели запереть, бросилась на меня и пыталась укусить за ногу. Я не боюсь собак, но ощущение было неприятное. Пару раз ей удалось ухватить меня за икру, когда я снимала ботинки. И если бы не плотная джинсовая ткань моих темно-серых брюк, я бы могла вечером потягаться с тетей Дашей укусами – кого сильнее укусила собака.
– Начинай, Леночка…
Елена Георгиевна дозналась в самый первый раз, что мое имя Руся, которым меня зовут все, кроме моего биологического отца, – не совсем настоящее, а производное от фамилии. Но все так привыкли к нему, и в детском доме, и в училище, что я сама иногда забываю, что я – Лена, по свидетельству о рождении и по паспорту. Я собираюсь поменять имя в восемнадцать лет, когда не нужно будет разрешение отца и опекунского совета. Я уже придумала, что поменяю Елену на Русину – есть же такое имя. Чуть-чуть неудобно мне перед мамой, ведь она так меня назвала…
Но я сходила в церковь, где служит отец Андрей, помогавший мне, когда я попадала в трудные ситуации в детском доме, поставила свечу на поминальный столик, большую, длинную, и спросила маму: «Мама, можно я поменяю имя?» Я загадала – если свечка будет гореть ровно, значит,