иудофобами разнородных обвинений на евреев. Мало того, присматриваясь поближе к еврейскому быту, не предубежденный никакими предвзятыми мнениями и предрассудками, такой вдумчивый наблюдатель, как Вл. С, должен был сознать и признать, что как бы отталкивающе ни были бросающиеся в глаза национальные еврейские грехи, как грязное ростовщичество, плутовское гешефтмахерство и факторское подобострастие, привитые еврейскому народу тысячелетним бесправием, деморализирующим гнетом и бесчеловечным унижением, – что все эти народные грехи в глазах серьезного критика должны стушеваться пред великими добродетелями, весьма выгодно отличающими и поныне еврейский быт, добродетелями, на которых зиждется общественное благоустройство, как семейная чистота, образцовая трезвость и умеренность, отвращение от жестокости и кровопролития и деятельное милосердие, – добродетелями, находящими свое красноречивое выражение, с одной стороны, в щедрой частной и общественной благотворительности, с другой – в сравнительно меньшей преступности при огромном количестве особых, только для одних евреев существующих исключительно политических и гражданских законов и предписаний, весьма чувствительно стесняющих всякое свободное движение, всякую экономическую деятельность, равно как и свободный выбор занятий и призваний. Эти мысли и наблюдения Вл. С. влагает в уста иудея, обращающегося к христианам, между прочим, со следующими словами:
