Когда она приходила в ресторан со своей вечно недовольной полноватой дочерью, он казался столь примерным мужем и отцом, столь старательно играл эту роль, просто из кожи лез, что все просто диву давались, наблюдая за этим театром одного актера. Он бегал вокруг жены, подавал ей стул, шаль, приносил дымящиеся тарелки с лучшими блюдами ресторана, в общем, будто был от нее без ума. Да и любой бы сошел с ума при виде ее усов, мрачного оценивающего взгляда и скорбно поджатых губ. Дочь была хоть и упитанной, но поразительно красивой, как бывают красивы турчанки, – с темными волосами, яркими чертами лица и пронзительными глазами, но ее портили леность, глупость и стервозность, граничащие с манией. Она все время скучала, от скуки ела за двоих и бросала на официанток красноречивые взгляды, в которых ясно читалась ненависть. Для нее каждая женщина была потенциальной соперницей – для нее и ее матери. Впрочем, она не особо заблуждалась на этот счет.
В те дни, когда жена сидела дома или уезжала к родственникам в Стамбул, Бекташ становился мечтательным, томился любовной тоской, и когда было мало клиентов, обуреваемый желанием, звонил по скайпу любовнице, довольно хищной полноватой блондинке на две головы выше его. Любовницу звали Кати́. Вообще-то ее звали просто Катя, но ей нравилось, когда ее имя произносили на французский манер. Она была русской, хотя и жила в Румынии. Они познакомились в этом же самом ресторане, и Бекташ сразу же воспылал к ней бешеной страстью. Пару раз они переспали в соседнем отеле, потом она уехала к себе домой и с тех пор тянула с него деньги. История длилась уже месяцев шесть. Она не говорила по-французски, он не понимал по-русски, оба не владели английским, так что переводами их отношений приходилось заниматься Полине. Она даже в шутку называла себя «личным переводчиком турецкого барона».
– Вот и пригодились мне лингвистические навыки. Никогда не думала, уезжая в Париж, что буду работать сутенером, – невесело шутила она.
– Ты не сутенер, а обыкновенная сводня, – поправляла я. – Ты же не получаешь проценты с продаж.
– Тогда можно сказать, что я – «бренд амбассадор». Официальный представитель Бекташа за границей.
– Ну тогда уж посол доброй воли…
Я поневоле, как частый посетитель, была в курсе всей этой любовной истории. Когда в ресторане было мало народу, Бекташ тут же тщательно поправлял перед зеркалом воротник своей белой рубашки, ставил макбук на столик, звал Полину – on appelle ma belle?5 – и они вместе звонили Кате по скайпу. Чаще всего они не дозванивались, и он ходил по ресторану как в воду опущенный. Особенно в такие вечера доставалось повару Маню. Бекташ махал руками перед его носом, называл полнейшей бездарностью, выкидывал пригоревшие пиццы в мусорную корзину. Маню огрызался и грозился уволиться. Порой он даже снимал с себя колпак, бросал его демонстративно на барную стойку и уходил из ресторана, а Бекташ бежал за ним