Энки думал, морща лоб.
– А тот канал связи? Закрытый? Который мы с тобой, ну? – Он приложил руку к губам и почему-то дыхнул. – Я никому, честное слово. Даже… никому.
Энлиль прямо посмотрел.
– Нет канала связи закрытого.
– Как это?
– Когда я находился под следствием, они не только разобрали мой чемоданчик. Блокировали мой Мегамир и обнаружили этот канал. Ты полюбопытствуй у себя. Пусть тебе Нин покажет, которой ты не говорил. Теперь всё равно. Увидишь там кое-что в качестве заставки.
– А если мы приостановим добычу?
– Тогда там всё представят как забастовку. – Сказал Энлиль. – А забастовки запрещены.
– Это ты говоришь? А тебя хоть попытали немножко? Ты не рассказывал. Мне жутко интересно.
– Или ещё хуже – объявят нас шантажистами.
– С рыданием в голосе?
– Непременно.
Энки хотел что-то ещё сказать, но Энлиль смотрел на него с такой терпеливой грустью, не то, что Нин, которая иногда прямо даёт понять, что он, Энки – дурак. Энлиль, отдадим должное, такого себе не позволяет. И, по-моему, не злится. А Нин злится. Но она гений, ей можно.
Командор кивнул.
– Поговорим после, у нас такая радость. – Откровенно закрывая тему, сказал он.
Энки, отменив важную реплику, подхватил:
– Предки ввалятся, как куча драгоценного помёта тех редких попугаев.
– Да, это событие ждёт нас и предков.
– Дед, натурально, выбирает охрану. Сплошь, наверное, выпускники балетных школ.
– Не северонибирийские ведь партизаны. Полагаю.
– Не они.
Энлиль начал талдычить, что «они» разрабатывают уйму процедурных вопросов, но Энки вдруг так сильно изменился в лице, что Энлиль замолчал.
– Если они обрежут монету… это коснётся того, что делает Нин?
Командор с холодным любопытством посмотрел и подтвердил:
– Ага.
– И ты вот так спокойно… но это же…
– Меня именно вот это мало пугает и, пожалуй, даже радует.
– Но это жизнь, это её жизнь… эти эксперименты…
– О чём вы? – Окликнула Нин из комнаты. – Слышу своё имя.
– Ни о чём. Об обрезании.
– Говори громче!
– Энлиль сильно интересуется, – заглядывая своими бесчувственными глазами в добрые непрозрачные глаза командора, изо всех сил проговорил Энки, – обрезкой калины. Хочет шариков себе, м-да, вот этаких.
И Энки, не глядя, сунул руку за спину.
Нин удивлённо выглянула в полувдетом платье и сразу надула губы – развлекается, дрянь такая, и врёт при этом. Врут оба. Она исчезла, не дослушав грубую ахинею Энки насчёт того, как командор обзаведётся шариками. И как будет радоваться.
– Ты сам ей скажешь.
– Что? Что?
– Ты глухой, что ли? И прямо сейчас.
– Я не хочу её волновать. Ей нельзя… она ставит эксперимент и…
Да он сам волнуется, сказал себе наблюдательный, как синичка, командор. Ишь, большие пальцы за ремень пытается