– Жаль.
И, Нин, подумав, не удержалась:
– Дивлюсь, ведь это он упустил того занимательного пирата.
– Шпион, вишь ты, раскрыл дедушке заговор среди высших чиновников, и прямо к какой-то дате. Потому, наверное, дедушка его простил и полюбил.
– Сир, – прервал семейное развлечение Энлиль, – вы шли мимо, ведь так? Боюсь, мы задержали вас суетной болтовнёй.
– Ухожу. – Молвил Хатор, улыбнувшись. – Пойду погуляю. Небо, холмы, колониальные чудеса.
Нин сказала, что ей нужно переодеться. Она уйдёт в комнату и не разрешает обсуждать её цвет лица. Энлиль рассмеялся и пообещал – дело в том, что в их общем детстве у Антеи и Эри доминирующей темой было то, что Нин «такая бледненькая».
Энки шумно прошептал:
– Переодевайся. Я, кстати, бачок, починил.
Нин некоторое время смотрела, потом подчёркнуто вежливо сказала:
– Спасибо.
Энлиль ещё говорил что-то насчёт того, что мужчину украшает такт, Нин уже хлопнула дверью, а Энки крикнул вслед:
– Можешь спасибо оставить в бачке. Он выдержит.
Он всё ещё улыбался рассеянно и озабоченно. Энлиль счёл, что пришло время.
– Они навязывают нам атомную станцию.
Энки стряхнул улыбку и произнёс несколько слов. Энлиль кивнул.
– Вот именно.
– Извини, что я выругался, конечно. Но они, что?..
Энки повторил тему с вариациями. Энлиль показал ладонь:
– Я всё понял. Я тоже так думаю.
– Ты вот такими словами? – Поразился Энки.
– В общих чертах. – Уклонился командор.
– Но это же старьё и опасное… только разве для курятника, в качестве моральной поддержки петуху.
– Но зато она дешёвая.
– Разве синергия не бесплатная штучка?
– Они говорят о средствах на установку и обеспечение бесперебойности. Это и правда, немало.
– Но она бесконечный источник, разве нет? Я, правда, не так хорошо разбираюсь, как некоторые с двумя высшими образованиями.
– Да… но оборудование, оно очень дорогое.
– Хо. А они думали, мы в пионерских галстуках будем плавать в океане. Вместо плавок.
– Наверное, они так думали. Но дома, знаешь, дела муть. Дед говорит, у него революция на носу.
– Где, где она у него?
– На носу.
– Стало быть, кроме ареста развратников и домогателей, у него и другие пометки в ежегоднике.
Энки подмигнул – вероятно, ободряюще. Энлиль замолчал. Энки начал беспокоиться, не обидел ли братка, тот ведь утончённая натура и потом, его в оковах держали, хотя офицерчиков Энки принципиально не жалел – зачем на военного выучились? Энлиль, оказывается, думал.
– В общем, придётся принять к сведению. – Утешил он. – Для начала хоть скажем. …Нет, Энки, мы не будем им говорить, что они своим решением взяли нас… таким манером.
– Но ты же сказал?
– Но им мы не будем говорить такие грустные вещи, брат.