Это просто цирк какой-то!. Лора Радзиевская

Гриша впервые ступил в опилки (так на цирковом сленге называется первый выход артиста) в восемнадцать лет. И теперь, «списавшись вчистую», еще молодой, сорокапятилетний, он вернулся в наш город, где пустовала давно купленная кооперативная квартира. А вскоре, заглянув к нам вечерком, поделился с мамой радостью: «Дина, – сказал он, – сегодня меня вызывали в исполком. Можешь поздравить: неожиданно предложили организовать цирковую студию при новом Дворце профсоюзов. Ставку руководителя уже выделили, зал там вполне подходящий, я только что ездил смотреть, отделку заканчивают. Теперь поднимем наши старые связи, чтоб вне очереди получить реквизит из Киева, и начнем, благословясь».

      Я даже дышать перестала: вот он, мой шанс! Понятно же, что я должна попасть в число счастливчиков – и тогда цирк немножко приблизится, потому что, достигнув замечательных успехов (а как иначе, я ведь дочь известной артистки, у меня наследственность же!), после восьмого класса я легко поступлю в Киевское цирковое училище. Таков был план. И Сонечка меня всецело поддержала.

      И вот уже торжественное открытие студии «Тринадцать метров» (я удивилась, как много людей не знают, что тринадцать метров – неизменный в течение веков диаметр манежа, но мама объяснила, что это довольно специфическое знание, а вовсе не люди такие невежественные). В зале толпилось множество тонюсеньких девочек и спортивных мальчишек, из катушечного магнитофона волнующе звучал Цирковой марш Дунаевского, который я помнила с раннего детства – с этой музыки начиналось каждое представление. Пол был устлан новехонькими, вкусно пахнувшими кожей, матами, а с потолка свисали кольца, канаты, рамки и трапеции. И я так хотела быть к этому причастной, что, улизнув в фойе, немедленно попыталась сделать стойку на руках – от щенячьего восторга и волшебного какого-то предвкушения. Разумеется, пребольно шлепнулась, треснувшись копчиком о мраморный пол, но это только прибавило мне решимости.

      Вечером, когда мама с дядей Гришей пили шампанское, набрасывая план работы студии, я решительным шагом вошла к ним в кухню и, чуть живая от смущения и стеснительности, отчеканила:

      – Дядь Гриш, я очень хочу у вас заниматься. Возьмите меня, пожалуйста. Готова на все. Буду очень стараться.

      Конечно, он взял.

      К этому моменту все мои мечты превратились в какой-то благоговейный трепет. Я вдруг поняла, что жизнь моя разделена на две неравные части: то, что хоть как-то относится к цирку и цирковым, и все остальное, малозначащее, хоть и обязательное к исполнению. Но кто ж знал, что у Невидимых Регулировщиков уже заготовлен для меня девиз, отлично работающий и сегодня: «Ничего тебе не будет просто так, детка!»

      Я и вправду была готова ко всему. Кроме одного, как выяснилось: ощущать себя щенком бульмастифа среди изящных борзых и левреток.

      Дело в том, что дядя Гриша последние двадцать пять лет артистической карьеры был акробатом и воздушным гимнастом – легким, почти невесомым жителем циркового поднебесья. И детей