Печка еще не догорела, там гуляли синие огоньки, а она торопила меня закрыть заслонку. Как будто собиралась красиво погибнуть вместе, чтобы вся школа только об этом и говорила.
Она не настаивала. Ее лицо у раскрытой дверцы было просто малиновым. И глаза неподвижно смотрели на истекающие светло-алым соком огня формы поленьев.
Глаза у Светки были зеленые. Мне пришлось не согласиться с прежним своим отрицанием: она была по-другому, чем Потокина, женская.
Но я ждал, что она придумает.
Потокина была готова к выполнению заданий, а эта что-то готовила сама. Она как будто была, как на уроке химии – постоянно перемешивала одно с другим. Я был для нее самым необычным материалом.
Если бы я разбирался, то Светка с большим наслаждением раскрутила бы меня гаечным ключом, как велосипед. А так – печка догорела окончательно, мы поднялись на затекшие ноги и Светка сказала:
– Я закрываю, – и она задвинула заслонку (или заслонила задвижку – так я тут же сказал ей, от чего она чуть не потеряла сознание). – Пошли.
– Куда?
– Ложиться спать.
– Еще рано. Я хочу порисовать.
– Там порисуешь.
– Где?
– В постели.
– Там неудобно.
– Я помогу.
Я с удивлением посмотрел на нее. Даже Потокина не смогла бы сказать так красиво.
– Ты в моей кровати не поместишься, – сказал я.
– Мы ляжем на родительской (ей постелили на полу).
– Они заметят.
– Я снова всё расправлю. Скажем – баловались.
Я был просто в восхищении! Она была значительно интереснее Потокиной!
– А для чего нам ложиться вместе? – спросил я.
– Чтобы ты не боялся.
– Тебя?
– Нас.
Мое детское сердце было покорено. В дальнейшей жизни я уже не встречал такой собеседницы. Я потянулся снизу поцеловать ее. Она села на стул, по-хозяйски поставила меня между ног и по-настоящему поцеловала меня.
– Тебя уже, оказывается, попробовали, – сказала Светлана ревниво. – Неужели Лерка?
– Я ей рассказал Декамерон.
– Это что?
– Книга. Давай я тебе прочту.
– Не надо. Лучше расскажи.
– У одного сеньора была распутная жена…
– Давай лучше лежа.
Дальше было так: я рассказывал, а она показывала.
До сих пор я помню наши трудные и мучительно-сладкие уроки. Ее светло-алые глубины тела сочились огнем. Я наконец понял, что всё, связанное со стонами и рыданиями женщин у меня есть – это писька, которую я использую пока только в одном предназначении. Всему свое время.
8. На слёте
Одной из первых поездок с Майрамом Николаевичем была поездка на всесоюзный пионерский слет в Москву на зимние каникулы. Я был избран на долгие годы вперед сначала от Амурской области, а потом от всех последующих.
Иногда я пугался по ночам, что лишусь своего