Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 3. Паола Дмитриевна Волкова

это культура какого-то удивительного духовного усилия, которое стало абсолютной мировой эстетикой. Но это было духовное усилие, колоссальное напряжение и его долго выдержать было просто невозможно. Все сводилось именно к тому, что через эти примеры ты должен был стать, в какой-то момент – и без разницы: на Пиру ты или на Олимпиаде – ЭТИМ САМЫМ! Воплотиться в ЭТО! Эллада – это остановка времени. И это остановившееся время – божественно, потому что, только тогда, когда время останавливается, когда вы выключаетесь из времени – вы подобны богам и соединяетесь с божественным Абсолютом времени. Скажите, вы понимаете то, о чем я говорю или нет? Только честно. Или я мелю, а вы потом скажите: «Вот, тетка, пришла, говорит что-то…»

      голос из зала: Расскажите более подробно, что вы имеете ввиду, когда говорите об «остановке времени».

      Волкова: Я имею ввиду вырезку из времени. Когда бьют часы в Новый год? В 12 часов. А что это за время? Одно закончилось, другое еще не началось. А, можно, я скажу так: Старый год уже закончился, а Новый не начался. А почему?

      голоса из зала.

      Волкова: Нет. А почему? Это и есть остановка времени. Это и есть метафорика, так же, как и Олимпиада. Это и есть остановка времени. Священное перемирие заключается? История выключается? Все выключается и начинается абсолютное время Олимпиады. Как написал отец Павел Флоренский: «Пир, Олимпиада – это вырезка». Это его слова «вырезка из времени». Выпадение из времени. Приходят они на Пир – бедные, несчастные. Господи, ему бы на базаре козу продать, а он на Пир должен идти. И, тут, начинается мистерия ритуала! Его моют, его умащивают, он одевает венок, торжественный гиматий. Он возлежит.

      Вы знаете, как назывался обыкновенный греческий дом? Триклиниум. Потому что для Пира ложе ставилось в форме клина. Одно клине-ложе, потом еще одно и получалась буква «П». Вот это триклиниум. Вот триклиниум и означает Пир. Пир – это пять-семь человек. Только на спартанском Пиру было пятнадцать человек, когда собиралась спартанская фаланга. И они совершенно гениально описывают эти спартанские Пиры и Пиры отеческие. Не государственные, а философские. И они должны были, все время, тренироваться для этого. Олимпиады. И, когда был Кивиат – этот страшный тип, которому в Греции прощали то, что никому, никогда в жизни не прощалось. Необыкновенный красавец. Сумасшедшей красоты. Просто чистый Бог, любимый ученик Сократа – философ, воин, чудовищный сукин сын, предатель, по существу. Он предал всех – Сократа, свои Афины, ну, просто, что-то невероятное. И, конечно, его любили еще больше, потому что он был такой прекрасный мерзавец. И, когда он, в очередной раз, всех предал и бежал в Лаконию, к спартанцам, а биографы замечательно описывают эту вещь, то спартанцы сразу пригласили его на Пир. На фалангу, где не три, пять или семь человек, что, по мнению Канта, являлось идеальным количеством для пирующих или идеальным количество для диалога, а пятнадцать и еще тамада – ведущий Пира.