в писклявых голосах разносортных певичек по радио. Повсюду присутствовала она – рыжеволосая ведьма с глазами, похожими на два эфиопских опала, в которых застыли моря. И я разговаривал с ней, когда Тихон спал. Разговаривал с ее фотографиями, с ее зрительным образом, который сопровождал меня во снах. Кажется, что она была даже в моей новой философии тихохода – в серебристой трости, в малых шагах, в ироническом отношении к собственной персоне. Она пропитала своим присутствием пространство квартиры. От нее нельзя было укрыться ни в молитвах, ни в морозных утрах, ни в горячем кофе. Да и не хотелось укрываться – с ней было лучше, чем без нее. Доходило до смешного. Я знакомился с Ириной, Викой, Александриной, но уже через месяц начинал по ночам называть их Наташами. Она смогла проникнуть даже в женщин, с которыми я спал – спал, чтобы выгнать из себя бывшую супругу. Вероятно, нужно было смириться с тем, что наша связь какая-то особенная. Начало ее положено на земле, но существует она в вечности. Ни с одной женщиной у меня не было ничего подобного. Весеннее обострение? Мартовский синдром? Атмосфера талого снега и обновленных запахов? Если я заболел ей снова, то болезнь эта была приятнее, чем оздоровление. И все же это болезнь, а я не из тех сентиментальных нытиков, которые поэтизируют патологии и бродят по жизни с плачущим ликом Пьеро. Приказ самому себе – сильнейшее лекарство. Хватит распускать свои мысли. Если ты не станешь хозяином самому себе, ты превратишься в раба. Нет. Рабская психология не по мне. Пусть французские мальчики умывают ей ножки. Я умываю руки. У меня есть боль, на фундаменте которой я воздвигну здание новой философии жизни. Самый сильный стимул к жизни – не влюбленность. А боль. Влюбленность – это наркотическая эйфория. А боль – это ледяной душ. Слава Богу за то, что вместе с ностальгией ко мне пришел артроз. Двадцать лет назад пуля из снайперской винтовки раздробила мне колено, теперь ко мне возвращается боль, которую когда-то я уничтожил с помощью жажды жизни. В то время я не был философом, тем более – тихоходом. Мне хотелось летать. Вероятно, наступил период настоящего взросления. Хватит обманывать себя, полагая, что влюбленность – это лекарство. Наркотик – да. На время он укроет меня от боли. Но вскоре она вернется и притащит с собой сотню заболеваний. Об этом расскажет любой врач-нарколог. Мне нужно это в пятьдесят пять? Смеюсь, а самому плакать хочется. От счастья – я протрезвел!
Если она не покинет меня, придется вытравить из себя ее образ, сжечь его на кострище, а пепел развеять по ветру. Никогда не нужно так подло шутить с полковником, пусть и отставным. На своем веку я сжег много ведьм. Для меня не будет откровением расправиться еще с одной. Чем больше «возвращение боли», тем сильнее мое оружие. Какая же она глупышка! Нашла, с кем состязаться.
Боль поможет мне и в этом. Я хозяин своим мыслям? Если да, то мне ничего не стоит соединить образ Натальи с болью, которую я пытаюсь сжечь в костре
