Вечером они сидели под абажуром на веранде, вокруг которой стеной стояла тьма. Пели цикады, свиристели какие-то птицы, стайка мошек играла с лампочкой в Икара6, наивно принимая ее за Солнце.
– А мне кажется, самое сильное чувство – не любовь, а страх, – возразил Дмитрий на слова Эрика. – Любовь детей к родителям – страх погибнуть от голода, холода и так далее. Любовь родителей к детям – страх их потерять. Любовь вообще – страх одиночества. Страх бедности заставляет учиться, работать, крутиться и вертеться в жизни, чтобы достичь благополучия и успеха. Страх быть непонятым приводит к тому, что люди убивают в себе зачатки тех талантов, которыми их наделила судьба. Например, мальчика тянет танцевать, но он боится, что над ним будут смеяться, и вот – погиб гениальный танцовщик.
– Это верно. Я считаю, что каждый человек рождается для чего-то. Я имею в виду то, что каждый должен заниматься тем, к чему больше всего лежит душа, к чему его тянет, что доставляет ему радость. Тогда бы все работали с удовольствием и с полной отдачей. Когда-нибудь человечество научится выявлять склонности и таланты у детей с раннего возраста и будет воспитывать ребят в соответствии с их предназначением. Ведь, по сути, любой труд почётен и должен оцениваться одинаково. Чем, например, хирург лучше пекаря? Если уборщица не будет мыть полы в подъезде, дворник – убирать мусор и снег вокруг дома, пекарь – печь хлеб, педагоги – учить его детей, энергетики – вырабатывать электроэнергию, повар – готовить вкусный обед в столовой, хорошо этому хирургу будет жить, комфортно? Сможет он быть счастливым, сможет успешно и с удовольствием лечить людей? Нет, не сможет. Так что неправильно это, что есть престижные и не престижные работы. Мыть лестницы в подъездах не престижно? Но ведь ты не хочешь этим заниматься, так уважай и цени людей, которые берутся за эту тяжёлую и грязную работу. И получать за свой труд все должны примерно одинаково. Ты долго учился? Поэтому сейчас ты и занимаешься более чистой и творческой, а не тяжёлой и грязной работой. Неправильный у нас мир, – со вздохом закончил пламенную речь Эрик.
Дмитрий слушал и смотрел на него, улыбаясь. Парень был сейчас красив, как никогда – глаза горят, щёки раскраснелись. Ему хотелось крепко-крепко прижать Эрика к груди, уткнуться лицом в его волосы и чувствовать его жаркое дыхание на своей шее. И вот так вот сидеть бы, обнявшись, долго-долго, можно вечно. Дима слушал друга, а сам мысленно опровергал сам себя:
«Нет, самое сильное и самое загадочное чувство – всё же любовь. Ещё полгода назад я даже не знал этого паренька, а сейчас готов, не раздумывая, отдать жизнь за Эрика, если бы ему грозила беда, а он, Дмитрий, мог помочь. Ни секунды бы не думал, и дело не в сексе, тут что-то другое».
– Мальчики, пора спать, –