Я выбрался из спального мешка и сел в нем, чтобы быть с назойливым собеседником на одном уровне.
– Странно, – нахмурился я.
– Вот-вот.
– Ты всего лишь убил ее отца.
– Я пытался ей объяснить… – между тем продолжил он, будто бы не замечая моего сарказма. Сарказм был моим официальным языком, когда дело касалось раздражающих людей.
– В этом-то и вся твоя проблема, – заметил я. – Вечно оправдываешься, выкручиваешься, как змея на сковородке. Лучше просто соври, что не разобрал в кого стреляешь. И тогда, возможно, когда рассудок вернется к ней и она начнет оценивать ситуацию трезво, а не придерживаясь аргументов: «он был моим отцом», «он убил моего отца», «как он посмел убить моего отца», она не будет думать, что ты ублюдок. И будет неправа.
– Я-то ублюдок? – переспросил Квентин, взглянув на меня таким взглядом, мол: «что ты там вякнул, сопляк?».
– Умоляю, избавь меня от своей исповеди, – взмолился я.
– Обоснуй, что я ублюдок.
– Ну, ты убил ее отца. – Я знал, что в этой ситуации он был прав, но этот парень так сильно меня раздражал все это время, что я не упускал возможности поиграть с его чувствами.
– Я сказал, докажи, что я ублюдок, а не напомни, что я сделал сегодня.
– Я с первого раза отлично услышал, что ты сказал. И да, это аксиома.
Поначалу я планировал отделаться парой колких фразочек, а потом вошел во вкус. Я бы не стал так много язвить, если бы не обнаружил, какое удовольствие мог получать, когда выводил из себя того, кто меня раздражал.
– Сколько тебе лет-то, щенок? – Квентин с отвращением взглянул на меня.
– Восемнадцать, старик. Собаки вообще редко доживают до столь почетного возраста. Если бы я и был хвостатым, то считался бы старожилом, а не ребенком.
Да уж, когда я был ребенком, уровень сарказма точно был пониже.
– Засунь свое мнение себе в задницу. Видимо, тебя не учили уважать старших?
– Я очень трепетно отношусь к себе любимому, – зевнул я, устраиваясь в спальном мешке, – и свое мнение считаю восьмым чудом света, поэтому без причины я не засуну его даже в свой очаровательный зад. Тот факт, что когда я родился, ты уже перестал ходить на горшок, причиной не считается. Доброй ночи. – Довольный, я закрыл глаза, но сна у меня не было ни в одном глазу.
Я пролежал так примерно полчаса, когда Мия вскочила, бросила на меня быстрый взгляд и скрылась за дверью.
Я бросился за ней. Зачем? Я понятия не имел.
Мия наворачивала круги вокруг здания аэропорта, а я неустанно следовал за ней по пятам. Не прятался. Не скрывал свое присутствие от нее. Пусть знает, что я преследую ее и не дам совершить необдуманного поступка.
Она остановилась, когда под подошвой ее ботинок захрустело битое стекло. Напротив нее – окно. Разбитое: на земле сверкало множество острых осколков.
Мия протянула руку и осторожно