Девочке, Хазее, было четыре года. Не лжет ли ее отец? Кроме него, дракона никто не видел. Он предъявил кости, но это еще ничего не доказывает. Он мог сам убить девочку, сжечь ее труп – и был бы не первым отцом, который избавился от нежеланной дочери, как заметил Скахаз. Хазею могли убить Сыны Гарпии и свалить свое преступление на дракона, чтобы вызвать в народе ненависть к Дейенерис. Дени очень хотелось бы в это верить… Но почему тогда отец девочки ждал, пока не остался в тронном зале один? Хотел бы настроить миэринцев против королевы – изобличил бы ее перед всеми просителями.
Лысый советовал ей предать этого человека смерти. «Или хотя бы язык ему вырезать. Его ложь может погубить нас всех, ваше великолепие». Вместо этого Дени решила уплатить пеню за кровь. Не зная, как определить цену маленькой девочки, она постановила выдать отцу стоимость ста ягнят. «Я вернула бы тебе Хазею, будь это в моей власти, – сказала она, – но даже королева может не все. Ее косточки обретут покой в Храме Благодати, и сто свечей будут гореть день и ночь и память о ней. Приходи ко мне каждый год на ее именины, и другие твои дети ни в чем не будут нуждаться, но с условием: никому больше не рассказывать о том, что случилось».
«Так ведь люди-то спросят, – ответил безутешный отец. – Спросят, где Хазея, и что с ней сталось».
«Скажи, что ее змея укусила, – предложил Резнак, – или волк утащил, или хворь какая напала. Все что хочешь, только о драконах ни слова».
Визерион снова рванулся к Дени, скребя когтями по камню. Не добившись успеха, он заревел, запрокинул голову и плюнул в стену огнем. Скоро ли его жар сможет крушить камень и плавить железо?
Совсем еще недавно он сидел у нее на плече, обмотав хвостом руку, а она кормила его зажаренным дочерна мясом. Его заковали первым. Дени сама свела его в яму и заперла там с несколькими бычками. Наевшись досыта, он уснул – тогда на него и надели цепи.
С Рейегалем пришлось труднее – он, должно быть, слышал через все стены, как ревет и бьется в цепях его брат. Когда он пригрелся на террасе у Дени, его накрыли тяжелой железной сетью, но он и под ней так метался, что по лестнице его стаскивали целых три дня, и шестеро человек получили ожоги.
А Дрогон, крылатая тень, как назвал его отец девочки… Самый крупный, самый злой, с черной как ночь чешуей и огненными глазами…
Он улетал далеко, но тоже любил погреться на самом верху пирамиды, где раньше стояла миэринская гарпия. Трижды его пытались изловить там, и трижды терпели неудачу. От ожогов пострадали