Как он мог знать, Паша?! До мелочей! Со всех хуторов к нему стали ходить! Он стал как эта слепая в Болгарии!
– Ванга?
– Ага-ага! Я у себя по радио иногда слухаю про неё, Вангу эту, и Гришку нашего вспоминаю. О-о, как он выпрямился! Покрикивать стал, ногой топать. Я вот всё жду, когда твой Горбачев затопает! Аха-ха! Ага! С пастухов Гришка ушел. Ему же платить стали. Кто чем! Видать и денежку давали. Он сабе в Калаче рубаху новую купил, картуз с лаковым козырьком. И вслух заявил, что скоро наденет сапоги с напуском и с рыпом! А знаешь, что это за сапоги с рыпом да с напуском?! Они дороже коровы стоили! Что там корова, как добрый конь! Я потом шил такие! О-о, это труд! Материал! Но пока Гришка наш в чувяках своих ходил, в каких за быками с нами бегал. Командовать стал! Идет по хутору, бывало, к какой-нибудь одинокой бабе пристанет:
– Это поччччиму у тебя плетень покосилси?! А?!
И вышло тут вот что! Как-то раз к нему пришли два его товарища. Они тоже из мужиков были, ненашенские. Пришли и говорят:
– Гришка! Ты же у нас вон какой человек стал! Все люди тебя в округе почитают. Картуз ты сабе купил с козырьком с лаковым, рубаху расшитую, а на ногах?! Что у тебя на ногах? Да табе в наилучшей обувке ходить надобно! Чтоб тебя миллионы людей видели и говорили: «Кто это идет в сапогах рыпучих?», «О-о, это идет великий человек! Григорий Перетрухин!» На! От наилучших дружков!
И подают ему совсем новые и блескучие сапоги с напуском и с рыпом. Картиночку! Гришка аж растерялси! Ему бы, дураку, сообразить: откуда у его бедных наилучших товарищей такие сапоги богатые?! Но, видать, похвала всё замстила! И он принял подарок. Примерил. Сапожки оказались ему точь в точь! А товарищи ему:
– Вот, Гришаня, как мы тебя любим и ценим! Хо-хо-хо, ха-ха-ха! – похохатывают. – Отдавай-ка нам свои чирички! А то будешь жалеть новые, так и не снимешь старые!
Посмеялись, посмеялись да как-то сразу и ушли, и чирички прихватили. А Гришаня остался да притопывать стал сапожками новыми, блескучими, с напуском да с рыпом! Шажок мелкий сотворит, а сапожок у него – рып, а он – ха-ха-ха-ха-ха! – порадуется вслух, погогочет. Рыпнет другой, пуще прежнего гогочет. Скольки уж там он рыпел и гоготал, никому не известно. Вдруг сапожок один стал у него поджимать. А носок у другого – в сторону куда-то повело! Как он об этом сам рассказывал:
– Повернулси на моих глазах в левую сторону! И рыпнул!
Конечно, он сразу понял, кто к нему приходил, но на всякий случай на улицу – шасть! Чтоб друзей-товарищей своих догнать, да и сказать, что за подлецы, мол, какие, друзья вы мои наилучшие? Что за шутки и за подарки такие?! А на крыльце каблуки у него так и отлетели! А как вышел на Божий свет во двор, они и вовсе рассыпались. В труху!
– Сапоги?!
– Сапоги!
– Как это – в труху?! – недоумеваю я. – Они же были новые, «блескучие»! И рыпели?
– Э-э-э, Паша, погоди, рыпеть-то они можа и рыпели! – останавливает