– С волшбой штука в том, – спустя минуту говорит мой провожатый, – что она оставляет следы, вполне различимые для тех, кто озаботится их поисками и при том знает, что искать.
– И сейчас остались?
– Остались, – Пак опускает руки на согнутые колени. – Ты, Миран-Миранда, украла кое-что из памяти своего отца.
– Да.
– Могу я спросить, зачем?
– А есть ли разница?
– Нет, он не тронул тебя, – тихонько прорычала Ариэль мне на ухо. Свернувшись клубочками, мы лежали в убежище, устроенном нами в глубине пещеры моей памяти. Она вновь приняла облик той самой белой волчицы, и рядом с нею было тепло и уютно. – По крайней мере, в этом смысле. Не было ничего кроме мимолетных прикосновений к коже или платью, и то – лишь изредка.
– Но он подглядывал за мной? Хотел меня? – крепко-накрепко зажмуриваю глаза, и едва могу продолжать. – И… трогал себя?
– Да.
– Но больше ведь не будет? Это не повторится?
– Нет.
– И я вправду в безопасности?
– Вправду, Миранда.
– Нет, – с улыбкой отвечает Пак. Над горизонтом впереди встает солнце. – Думаю, никакой.
– А ты скучаешь по дворам царя и царицы фей? – спросила я, сидя на выщербленном ветрами и ливнями валуне и болтая ногой в воздухе.
Он – в тот день Ариэль был «им» – подпер подбородок кулаками, тщательно обдумывая вопрос.
– Мне не хватает возможности попасть туда, когда захочу, – наконец сказал он. – То есть, я, так сказать, скучаю по возможности навещать королевский двор, как раньше, но только потому, что раньше и уйти оттуда мог, когда захочу.
– Похоже, сложные у тебя с ними сложились отношения.
– Чаще всего отношения простыми и не бывают, – ответил Ариэль. – Если, конечно, ты не прикован к необитаемому острову.
Весь остаток пути ко двору царицы Титании охранные чары Пака держат на расстоянии и Мотылька, и Горчичное Зерно. Пак говорит, что оба они куда слабее него, однако я подозреваю, что причина их внезапного исчезновения – вовсе не только их почтение к превосходящему противнику либо неспособность сладить с Паком, но и послание, отправленное Паком царю Оберону.
– Могла бы и сделать одолжение моему тщеславию, – сердито пыхтит он в ответ, когда я указываю на это.
– Одалживаться ступай к ростовщикам, – отбриваю я.
Пак спотыкается о камень.
В двух днях пути от Иллирии и двора Титании нам попадается навстречу темноволосый юноша. Он с нарочитой многозначительностью смотрит на Паковы рожки – вернее, туда, где им надлежит быть, не будь они скрыты от случайных взоров – и обиженно говорит:
– Знаешь ли, а ведь без них тебя и не узнать.
Пак расплывается в острозубой улыбке:
– И тебе привет! Я полагаю, ты прислан присмотреть за мной?
– Я прислан, – отвечает незнакомец, – спросить,