Особенно крепко мы сдружились с Канделой, которая была вдвое старше меня. Она помогала на кухне и присматривала за маленькими братьями и сестрами. Глаза ее были зелены, как молодые листья апельсинового дерева в весеннюю пору, а волосы черны, словно уголь. Бойкий нрав отличал ее от всех прочих знакомых мне девушек – застенчивых и скромных. Работая по дому, она распевала романсы и пританцовывала босиком. Мужчины просто пожирали ее глазами. Кандела ни разу не переступала порога школы, одежда ее состояла из грязных лохмотьев. Стоило мне упомянуть об этом Андреите, как она тут же собрала сверток с вещами, из которых уже выросла. Минуты, проведенные с Канделой, были, наверное, счастливейшими в моей жизни. Она обращалась со мной, словно старшая сестра с младшим братом.
– Вы только посмотрите на этих влюбленных пташек, – дразнили нас актеры, заставляя меня заливаться краской стыда. – Да она ему в матери годится!
Или:
– Кандела, ты просто приворожила этого мальца. Может, найдешь себе настоящего мужчину?
Или еще:
– Бедный Мигелино, у него уши горят, аж дымятся. Кандела, тащи-ка его к реке, да побыстрее, и макни головой в воду, пока у него мозги не сварились.
Кандела только звонко хохотала, целовала меня в щеку и кричала насмешникам:
– Ладно-ладно! Просто у вас-то самих в штанах чешется!
Кандела была первой девушкой, которую я поцеловал, – не считая, конечно, сестер.
Моя мать так пеклась о том, чтобы ее детям всегда хватало еды и чистой одежды, что не заметила, как я подпал под чары театра, – покуда встреченный на рынке сосед не спросил ее, не собираюсь ли я в актеры, уж больно много времени провожу с труппой маэсе Педро. В тот же вечер, прежде чем отправиться спать, матушка позвала меня на кухню, где нас никто не мог услышать, и усадила к себе на колени. В глазах ее читалась тревога.
– Мигель, прошу тебя, – сказала она с горечью, – держись подальше от этих беспутных актеров с их жалкой жизнью. Умоляю, не иди по стопам отца. Довольно нам и одного мечтателя в семье. Господь дал тебе острый ум, так выучись какому-нибудь полезному ремеслу.
Я обнял мать.
– Клянусь, я буду прилежно учиться и получу благородную профессию. Не беспокойся ни о чем.
Я удержался от обещания, которое разлучило бы меня с друзьями.
В начале июня труппа приготовилась покинуть Кордову. Я решил бежать с ними.
Но когда я сообщил о своем намерении Канделе, та неожиданно воспротивилась.
– Отец не позволит, – сказала она. – Власти и так подозревают нас в краже детей. Наша жизнь тяжела, Мигелино. Люди, которые приходят на наши спектакли, хотят развлечений, но при этом мы навсегда останемся для них нечестивыми мошенниками, немногим лучше цыган. – Она взяла мое лицо в ладони. Кончики наших носов почти соприкасались; мое дыхание смешивалось с ее, отдававшим лимоном. Я отражался в ее глазах, будто во влажных зеленых зеркалах. – Просто подожди несколько лет. А когда подрастешь, сможешь к нам присоединиться,