Стефано молча смотрел на прислоненный к стене портрет, мучительно ища выход из положения.
– А ты что думаешь, Лену? – спросил он меня.
– Мне нравится. Конечно, у нас в квартале я бы такое вешать не рискнула, но здесь – совсем другое дело. Внимание привлечет, это уж точно. Недавно в журнале «Конфиденце» я видела фотографии квартиры Россано Брацци. У него похожая картина висела.
– Что ты хочешь этим сказать? – возмутилась Джильола. – При чем тут Россано Брацци? Значит, вы обе такие умные, а мы с Пинуччей дуры тупые?
В этот миг меня охватило предчувствие опасности. Достаточно было одного взгляда на Лилу, чтобы это понять. Если раньше, когда мы только появились в магазине, она не исключала возможности, что ее демарш не принесет успеха, то сейчас, когда картина была готова, она не собиралась отступаться. Работая над портретом, Лила освободилась от сковывавших ее пут и достигла такой степени самовыражения, что теперь нескоро смогла бы вернуться к жалкой роли жены колбасника. Она не собиралась слушать никаких возражений. И правда, не успела еще Джильола договорить, а Лила уже бросила ей и всем остальным: «Или возьмете эту, или не получите никакой». Она сознательно искала ссоры, ее распирало от желания ломать и крушить, казалось, еще чуть-чуть, и она бросится на Джильолу с ножницами.
Я надеялась, что хотя бы Марчелло поддержит Лилу. Но он стоял понурив голову и молчал, и я поняла, что его былые чувства к Лиле пропали, а в эту минуту исчезали их последние остатки; и то сказать, сколько можно пылать безответной страстью? Зато в дело вмешался его брат, грубовато приказавший своей невесте Джильоле: «Помолчи-ка!» Та возмутилась было, но он, глядя не на нее, а на портрет, рявкнул: «Я сказал, заткнись, Джил!» – и повернулся к Лиле:
– Мне жутко нравится, дорогуша. Твоего лица практически не видно, и я понимаю почему: чтобы переключить внимание на ножки и показать, как они прекрасны в этих туфлях. Превосходно. Ты, конечно, та еще стерва, но если уж ты что-то делаешь, то делаешь как надо.
Стало тихо.
Джильола ладонью утирала катившиеся по щекам слезы. Пинучча переводила взгляд с Рино на брата, безмолвно взывая к ним: скажите же что-нибудь, защитите меня от этой суки, не позволяйте ей меня топтать.
Но Стефано нерешительно пробормотал:
– Мне, пожалуй, тоже нравится.
– Это еще не все, – тут же заявила Лила.
– Чего тебе еще не хватает? – взвизгнула Пинучча.
– Надо добавить цвета.
– Цвета? – ошарашенно повторил Марчелло. – Но мы же открываемся буквально на днях.
– Если надо немножко подождать, мы подождем, – засмеялся Микеле. – Давай, красотка, делай как знаешь.
Стефано задел его хозяйский тон – так говорит человек, который не привык, чтобы с ним спорили.
– Но ей надо работать в новой лавке! – возразил он, желая подчеркнуть, что это все-таки его жена.
–