От запаха формалина у меня сразу же начали слезиться глаза. Помню, мы шли вдоль длинного ряда неподвижных тел, накрытых белыми простынями. Боязливо взглянув в сторону, я увидел чью-то торчащую из-под простыни посиневшую ступню. Я отвернулся и взглянул в другую сторону и тут только понял, что у всех покойников одна нога не накрыта. К пальцам были прицеплены номерки – вероятно, для того, чтобы легче было разыскать нужное тело. Все, чего лежавшие на носилках умершие достигли при жизни, все, что они видели и что пережили, – все свелось к этим номеркам. Это был очевидный факт, который меня глубоко поразил.
В другом зале мы увидели двух мужчин-патологоанатомов в прорезиненных комбинезонах. Они были заняты работой, но это не мешало им болтать о какой-то ерунде. Из динамика маленького транзисторного приемника звучала музыка. Мужчины не обратили на нас никакого внимания. На столе перед одним из них лежало только что доставленное тело, скованное трупным окоченением – мышечным напряжением, возникающим через некоторое время после смерти. Мы видели, как патологоанатом склонился над трупом и принялся что-то делать с конечностями покойного. Раздался отчетливый хруст. Нам уже было известно, что это всего лишь «снятие трупного окоченения» – один из этапов подготовки к дальнейшей работе с телом. Но, вопреки рациональному объяснению, эта процедура произвела на всех ужасное впечатление. Очень трудно было поверить, что мертвые действительно больше ничего не чувствуют.
Другой патологоанатом занимался тем, что обмывал женское тело губкой и мыльной водой. Мне в то время было шестнадцать лет. Пожалуй, больше всего на свете мне хотелось увидеть обнаженную женщину. Но, к моему великому сожалению, первая в моей жизни возможность осуществить это желание представилась мне именно тогда в морге (снимки в журнале «Плейбой» я не считаю). И это была не обнаженная женщина, а голый труп. Мне показалось, что покойнице было на вид лет двадцать пять. Я почему-то стал думать о том, как ее звали, отчего она умерла, насколько тяжело переживают ее смерть родственники. Мою душу наполнило сочувствие.
БУМ! Один из новичков рухнул на пол – у него случился обморок. Люди бросились ему на помощь. Патологоанатомы с улыбкой переглянулись.
Врач неподалеку диктовал кому-то протокол вскрытия. Его голос доносился до меня, словно сквозь вату. Находясь уже у самого выхода, я вдруг обратил внимание на песню, доносившуюся из динамика радиоприемника. Это был хит группы «Братья Эверли» – «Разбудите маленькую Сюзи». С тех пор эта песня навсегда приобрела для меня некое особое значение.
Снятие трупного окоченения и помывка мертвых тел, впрочем, были всего лишь «цветочками». Главным спектаклем оказалось вскрытие. Мы в оцепенении наблюдали за тем, как человек в халате электрической циркулярной пилой сделал надрез на груди мертвого человека. На соседнем столе патологоанатом в это время отделил скальп усопшей женщины от черепа и откинул его назад, словно платок. На