Взяв себя в руки, думая о родине и долге перед читателями, Даррен принял лекарство и, сев перед выключенным телевизором, ждал, когда уйдет боль. В голову тут же полезли мысли, от которых он так хотел избавиться с помощью чтения. Именно поэтому Даррен был так рад получить должность литературного обозревателя в одной из газет города, тогда еще совсем крошечной, но теперь занимающей свою нишу среди крупнейших издательств и перешедшей на журнальный формат. Работа эта была хороша, кажется, всем: его рабочее место находилось там, где ему самому того хотелось, а значит, не нужно было ежедневно вставать по будильнику, тащиться сквозь ярость час пика и весь день сидеть на месте, погрузившись в монотонную давно надоевшую работу или только симулируя активную деятельность. Он мог работать когда захочет, где захочет и, по большому счету, с чем захочет. Выбор книг для прочтения и рецензирования на следующий месяц он всегда обсуждал с главным редактором, но в целом право на принятие окончательного решения оставалось за ним. Ему не нужно было отпрашиваться с работы в случае необходимости, и выходным у него мог быть любой день на выбор. Да и платили ему весьма и весьма неплохо. Однако больше всего Даррена привлекала возможность полностью отгородиться от реальности и уйти в вымышленные, полные чужих эмоций, миры, созданные незнакомцами за много километров от него. Это если книга хорошая. А если не очень, и чтение, как сегодня, никакого удовольствия не доставляло, можно было перенести свое негодование, недовольство нерадивым автором и прочие, никак не связанные с его работой, но спровоцированные ею, негативные эмоции на тонкие глянцевые листы журнала. Во втором случае, конечно, далеко в своих возмущениях было не зайти, но для всего, что не проходило дальше редакторского стола, существовала блогосфера.
Так, на смену мрачным мыслям о человеческом предназначении и скоротечности жизни пришли язвительные, готовые вот—вот разлететься по миру замечания относительно очередного литературного провала современности. И неважно, что книга еще не дочитана. Что уж там, она едва начата. Угрюмый настрой Даррена усугублялся гнетущей погодой за окном, а потому он посчитал, что его едва сформировавшееся мнение должно быть увидено как минимум той частью населения планеты, у которой имеется доступ к интернету. Он уже мысленно блуждал среди эпитетов, метафор и сравнений, когда раздался звонок, вернувший его к реальности.
– Да? – ответил Даррен, еще не до конца стряхнув с себя задумчивость.
– Все читаешь, умник? – раздался в трубке вечно бодрый и (возможно, именно поэтому) ужасно раздражающий голос его младшей сестры Марты.
– Приходится стараться за двоих.
– А ты все шутишь! Как у тебя дела? Как работа? Представляешь, Стива повысили! Мы так рады!
«Права была Дейзи», – подумал Даррен, – «нет для девушки в наше время ничего лучше, чем быть хорошенькой дурочкой».
Как только он услышал в трубке голос сестры, ему сразу стало ясно, что особо к ее монологу можно не прислушиваться. В зависимости от количества и важности накопившихся у нее за время ее отсутствия в его жизни новостей ближайшие десять, а то и все тридцать минут будут посвящены исключительно ее персоне и тому, что ей кажется жизненно важным. Конечно, самые увлекательные детали она оставит для личной встречи, которая как раз должна была вот—вот состояться, иначе разговор затянулся бы на несколько долгих часов. По телефону она давала только общую сводку, подкрепляя ее своими чересчур эмоциональными комментариями. Ему оставалось только стиснуть зубы и бормотать бесконечные слова согласия и удивления. «Ага», «конечно», «ясно», «правда?», «ничего себе». Они врывались в ее речь абсолютно хаотично, без какой—либо привязки к контексту, но она, кажется, этого вовсе не замечала. Ей достаточно было слышать голос собеседника, дававший ей знать, что связь не оборвалась и она по—прежнему на связи. Хотя даже если бы Даррен вовсе молчал, она продолжала бы радостно тараторить что—то, лишь изредка прерываясь, чтобы спросить: «ты меня слышишь?» или «ты еще здесь?». Слышал ли он ее? Это спорный вопрос. Периодически, когда Марта в порыве эмоциональности повышала голос, вспышки еще не утихшей головной боли пробуждали Даррена и впускали в его сознание обрывки казавшихся ему совершенно бессмысленных