Федор на всякий случай отступил подальше, но вытянул шею, пытаясь разглядеть, что же там случилось в купе под номером «VI».
Саркофаг купе, мигающий о пробегающих станционных огней, проявился в синем призрачном свете дежурного освещения скомканными простынями и темным горбами по обе стороны от мирного столика с яркими пакетиками дорожной снеди. Из-под одной простыни торчало колено в сине-лиловом кальсоне. Из-под другого – безжизненно свешивалась и моталась в такт движению поезда пухлая женская рука с перстнями и кольцами на толстых пальцах.
Зажгли общее освещение в вагоне и купе. Федора болезненно ярко полоснуло светом по глазам, будто вспышкой электросварки. После дикого вопля проводницы и хриплого ругательства бригадира, ему стало плохо от жуткого вида желтой пены на синюшных губах несчастного толстяка, что лежал неподвижно со стеклянными выпученными глазами. Федор развернулся в сторону коридорных окон и отвалился лбом к прохладному пластику, под которым пряталось расписание движения поезда. Заскрежетали, зашипели милицейские рации, уточняя причину истерических воплей наряда.
Через полчаса Федора уже расспрашивал в купе юный прыщавый лейтенантик в помятой форме и быстро чирикал по бумажке шариковой ручкой, записывал его медлительные и невразумительные ответы.
– …д-двое, в темном, лиц не разглядел… Часа в четыре ночи… – мямлил Федор. – В-вышел за кипятком и заметил… Потом следы…
– Двое, свидетель? Вы точно разглядели? Може, было три али один? Точно было двое? – переспрашивал лейтенантик.
– Двое, – тупо повторил Федор, и сознание будто прояснилось, вспомнились до мелочей темные фигуры у дверей купе номер «шесть». – Один был в натянутой по уши лыжной шапочке, другой – коротко стриженый. Под Керенского20…
– Под кого?! – удивился лейтенантик.
– Не важно, – пробурчал Федор.
– Сами ж говорили: было темно… Мелькали огни… Как же вы рассмотрели стрижку издалека?!
– Зрение от страха обострилось… А сейчас будто сознание прояснилось… – признался Федор. – Будто при вспышке фотоаппарата. Вот и запомнил.
Как свидетель расписался под протоколом, забрал со столика свой смешной, для данных обстоятельств, читательский билет. Как только назойливый и нудный лейтенантик удалился, оставил его в покое, выскочив в коридор на командный призыв начальства, Федор с изумлением огляделся. Следов присутствия попутчицы в купе не обнаружил. Вместе с брюнеткой исчезла его дорожная сумка, пухлый от сложенной теплой куртки и плаща клеенчатый баул и его джинсовая верхняя куртка. На дворе – октябрь, совсем не тепло. Петербург завесило холодными дождями и «мокрым снегом». Федора всегда удивляли подобные сообщения в новостях. Разве может быть снег при дожде