Как будто бы я – механический заяц, который существует только для того, чтобы постоянно колотить в барабан! Ну уж нет. Пока что меня совершенно не тянет обратно в офис, к цифрам, на каблуки.
К тому же одно занятие у меня уже есть: выучить итальянский. Если с Бруно мы прекрасно можем общаться и по-английски, то вот, например, со свекровью – нет. Пока Бруно был в Москве, он переводил наши телефонные переговоры, которые, правда, все равно оставляли чувство недоумения. Ее почему-то очень интересовала только еда: что мы едим, что я готовлю на ужин, завтракаем ли мы дома или ходим в бар… Представляю, как удивились бы пьянчуги, тусующиеся вокруг нашего районного бара, если бы мы с Бруно заявились туда утром и потребовали завтрак! А то вдруг однажды свекровь говорит: как хорошо, Надя, что ты русская, а не негра! Оказалось, чтобы морально подготовить маму к тому, что он женится на иностранке, а не на хорошей итальянской девушке, Бруно сначала намекнул ей, что я из Африки. Так что когда она узнала, что я всего лишь из России, то даже обрадовалась.
Свекровь попросила называть ее мамой. Я подумала и решила, что моей покойной маме это вовсе не было бы неприятно. Тем более что в итальянском слове два «м» – мамма. На самом деле ее зовут Сантина Крочифисса Аннунциата, и все три имени ей совершенно не нравятся – слишком религиозные. Сантина – «маленькая святая», Крочифисса – «распятая на кресте», Аннунциата – «благовестная». Так что пусть уж будет мамма. После того как Бруно уехал, она продолжает мне звонить, а я в ответ – бон джорно, мамма, нон каписко, арриведерчи. То есть ни бе ни ме.
Учебника у меня пока нет, но есть словарь, и я развлекаюсь тем, что выискиваю там слова, похожие на русские. Вот, например, «эротика» так и будет – эротика. «Пицца» – пицца. «Водка» – водка. «Каналья» – каналья. Эх, если бы со всеми словами так…
Еще я запоем читаю книги про итальянскую дольчевиту: «Под сенью венецианских олив», «Любовь и романтика в Базиликате», «Полгода в солнечной Болонье». Все они повествуют примерно об одном и том же: героиня оставляет свою хорошо налаженную и вполне успешную жизнь в какой-нибудь дождливой стране и перебирается в Италию, где ее ждет солнце, вино и жгучие брюнеты, оставляющие на розовом северном сердце незаживающие ожоги. О, прекрасные фантазии! (Разумеется, я не собираюсь делиться ими с мужем.)
Но, как только я выныриваю из них в реальность, мне сразу становится страшно. Я почти ничего не знаю об Италии. Из школьной истории в голове у меня осталась каша: битвы гладиаторов, восстания рабов, «И ты, Брут», Антоний и Клеопатра – и все эти голливудские страсти происходили, когда на свете не было ни Голливуда, ни России. Дальше следует многовековой провал в памяти, и вместо древних римлян в тогах итальянский «сапог» оказывается населен сладкоголосыми певцами, которых показывали по советскому телевидению в новогоднюю ночь. К некоторым песням остряки даже придумывали шуточные русские переводы («Пересчитай – тебя обманули на сорок копеек – пересчитай…» –