– Да здравствует новая жизнь! – прокричал кто-то в конце комнаты.
Шум усилился, и никто не заметил, что Сара так ничего и не сказала, а хотела сказать, хотела поблагодарить, хотела, чтобы они почувствовали, что она еще существует. Но, по правде говоря, никто не обращал на нее никакого внимания, все подняли бумажные стаканчики и выпили свою порцию вина, потому что каждый повод выпить был хорош, и после третьей бутылки никто не помнил, что с понедельника Сара тут не будет работать.
Собственно, ее как бы уже не было.
Пачки громоздились в прихожей, уставленные одна на другую, в самом низу книжки, восемь коробок, потом полотенца и постельное, потом стекло, потом две коробки с надписями «мелочи», в которые Сара заботливо уложила обернутых в старые газеты глиняных ангелочков, вазочку из хрусталя с необычным рисунком, в ней она держала ручки, карандаши, а также небесно-розовую ракушку, ее привезла Идена, деревянного кота, которого она когда-то купила на распродаже старины, шесть золотых гипсово-деревянных рамок, изящных и хрупких, большую деревянную ложку, ручка которой была в форме лежащей женщины, два подсвечника из кобальтового стекла и так далее.
– Я думал, что ты это, скорее всего, выкинешь, не станешь собирать старье, – Яцек наклонился и поцеловал ее в губы, – а ты все запаковала. Ах ты моя птичка-собирашка!
Сара усмехнулась. Если бы он знал, что даже сушеные розы почивают, заботливо уложенные в коробки с надписью: «Осторожно стекло!»
Каждую розу, полученную от Яцека, она сушила, прежде чем та завянет. Вынимала ее из вазы, когда цветок был в полном соку, и вешала головкой вниз в кухне рядом с батареей.
Этих роз насобиралось множество. Они заняли почти что полкоробки, только часть раскрошилась при упаковке, и это Сара приняла с дрожью в сердце. Двенадцать желтых роз на годовщину свадьбы рассыпались в порошок, когда Сара попробовала их разделить. Ведь Яцек должен знать, что он для нее очень важен.
Буфет был уже пуст и обклеен липкой лентой наискось для безопасности, полки вынуты, из кухни исчезли все мелочи, только ванная комната осталась местом, в котором не ощущалось переезда.
– Провода и прочие приспособления возьмем в машину. – Яцек отключил колонки и провода, осторожно положил их на пол. Распутал телевизионный кабель от телевизора и проигрывателя.
Сара смотрела на его спину, и в горле у нее снова появился мокрый клубок.
Известно, что эта перемена – к лучшему, но они были тут так счастливы. И хоть Сара и знала, что гибкость – это черта, которую ее муж больше всего ценит в ней, однако мокрый комок в горле не давал себя проглотить, и вообще Сара в целом не очень-то гибкая, и она совсем не радовалась тому, что они переезжают в Варшаву. Она дотронулась до темного чуба Яцека.
Он повернул голову и ласково ей улыбнулся, такой улыбкой, какую она больше всего любила.
– Ты