Шорох за спиной заставил мальчика стремительно набросить покрывало на сокровищницу, но когда он обернулся и увидел отца, глядящего в щель у края занавески, то понял: слишком поздно. Поймали.
– Эй, младший. Чего у тебя тут? – спросил папа.
У отца – круглое добродушное лицо, выгоревшие на солнце волосы, обветренная загорелая кожа. Биллу папа кажется крепче горной скалы, сильнее богов. Больше его о мире знает только мама.
Сопротивление бесполезно.
Запинаясь и с трудом подбирая слова, Билл объяснил, что это. И зачем.
– Пап, у Фиркина есть план, – сказал Билл наконец. – Чтоб дать сдачи им. Ну, не как драться кулаками. Ты мне говорил, чтоб не драться, так я и без драки. Но чтобы им навредить, а нам нет. Он все это придумал. Точно.
Билл волновался. Папа должен увидеть: отлично придумано! Он ведь точно увидит.
Но отец лишь улыбнулся. Ах, эта терпеливая улыбка взрослого при виде детской глупости. А Билл схватил лопатку и дерзко потряс ею, не совсем понимая, что с ее помощью можно сделать, но отчаянно желая изобразить гордое бунтарство.
– Пап, он все правильно придумал!
Улыбка поблекла. Отец кивнул и сел на край постели.
– Сын, а как насчет опустить эту штуку и поговорить?
– Пап, он действительно!.. – выговорил в отчаянии Билл, но опустил лопатку, втайне очень довольный, что его не отругали.
– Фиркин рассказал тебе про битвы сразу после прилета драконов?
Билл яростно закивал.
– Страшное было время. Вся жизнь менялась. У нас вырвали с кровью все наше прошлое. Мы испугались, и мы дрались.
Хоть Биллу было всего шесть лет, он понял, к чему клонит отец. Он хотел сказать, что Фиркин – трус, что ему нельзя доверять, но Билл по-настоящему верил Фиркину. Они разговаривали как мужчины. В этом отец не сможет разубедить сына.
– Пап, я знаю, что он не бился. Он сам сказал мне.
Ответом стал папин кивок – медленный и неумолимый, будто смена времен года.
– Да, парень. А ты знаешь, что Фиркин делал?
Билл нерешительно покачал головой. Фиркин на этот счет особо не распространялся.
– Да, Фиркин не пошел с оружием в поля и леса, это правда. Но он не сидел сложа руки, не бежал и не прятался. Он не был трусом, а был, как говорят люди, «стратегом». Он говорил нам, как воевать, – если понимаешь, о чем я. Он знал, куда нам идти и когда. И как туда попасть, и что делать, когда попадем. И как лучше добиться своего. Он знал не известное никому, и я до сих пор не понимаю – откуда. Может, ему кто-то подсказывал? Правда, иногда он уходил. Наверное, тогда и разузнавал, что к чему. Я не знаю. Но в этой части долины он был самым важным человеком для нашей войны.
Папа обнял Билла, притянул к себе.
– Парень, мы проиграли, – сказал папа.
В его голосе прозвучала такая боль и тоска, что Билл в свои шесть лет мог ощутить