Сергей, будучи бесконечно благодарным неугомонной искательнице истины за помощь, спокойно пояснил:
– То, что убийца Мартина Смита числится в списке абонентов Мартина Смита, имеет некоторую вероятность. Это одна из версий. Но бояться не стоит. Я хочу попросить вас быть к ним внимательнее. Наблюдать, фиксировать подробности, делать выводы.
– Мы тоже хотим знать подробности, – уцепилась за фразу массивная дама.
– Вам с фотографиями и отчетами судмедэксперта?
– Да просто расскажите своими словами, – поддержали требование с переднего ряда.
– Это похоже на ограбление, – сдался Сергей. – Вечером в четверг по дороге с работы домой пропал. Найден за городом в лесопарке. Личных вещей нет. Корректор индивидуальный, он же коин, изъят.
– Ужас-то какой! – выдохнула женщина в сиреневом свитере. – Хоть бери да увольняйся.
– Вырезали его что ли? – не поверил статный мужчина с бородкой.
– Да. Именно так. Прибор удален.
– А энграммы пробовали восстанавливать?
– Энграммы частично восстановлены, – согласился Сергей. – В памяти потерпевшего полезная для следствия информация пока не обнаружена.
Никон брел домой медленно и нехотя. Суббота выдалась не дождливая. Сквозь клочковатые, перфорированные края облаков иногда даже пробивалось солнышко. Уже не такое горячее и бодрое как совсем недавно, но еще и не такое анемичное как зимой. Хотя, зима уже близко. Город, как и пешеход, вопреки традиции, установившейся за предыдущие сотни лет, солнцу не радовался. Возможно, словно пожилая, но в душе оставшаяся молодой, красавица и модница он чувствовал, как свет обличает все подробности неумолимого старения. Фасады домов от резких, жестоких перепадов влажности и температуры заметно потрескались и осыпались. Разросшиеся хаотично кусты, казалось, словно вуаль, могли бы спасти модницу от прямого взгляда, прикрыть следы разрушений. Но вуаль эта, и сама выглядевшая странно и неряшливо, быстро таяла в преддверии надвигающихся холодов. Асфальт дорог, много уж лет не видавший косметики, был рассекаем глубокими морщинами и неровностями. Шевелился, словно от старческого кашля, под ногами, мешая идти. Заборчики и оградки, прежде радовавшие глаз цветными завитками, теперь бурели вдоль дороги рельефной ржавчиной. Редкие троллейбусы и автобусы, словно эритроциты крови, застывающей в жилах дряхлой красавицы, двигались по широкому проспекту, осторожно объезжая большие и мелкие лужи неизвестной глубины. Жалкие остатки былого величия.
Город не радовался солнцу потому, что жители его разучились это делать. Брели по улице с серыми безучастными лицами, не обращая особого внимания ни на солнце, ни на былую красоту, в его лучах оживающую. Не обращая никакого внимания друг на друга, словно совсем чужие. Как почувствовалось в сотый раз Никону: словно человек человеку уже почти и не человек. Словно связи, которые собирают людей в нечто большее чем толпа, полопались от чрезмерного напряжения. Остались лишь тонкие, упругие