По словам супруги дуче, этот любовно-политический роман, который сам он был склонен рассматривать как «брак по расчету», вскоре начал давать свои горькие плоды. Как политическая фигура, Муссолини считал себя выше Гитлера, или, как выразился Чиано, «дьяконом диктаторов». Хотя дуче и был готов признать превосходство Германии в военной области, вместе с тем он полагал, что его опыт политического лидера Италии, равно как и его мнение, является бесценным залогом успеха германо-итальянского союза.
«Те, кто знал их обоих, – пишет Денис Марк Смит, – включая немцев, единодушно заявляют, что, по их мнению, Муссолини как личность был куда более интересен – можно сказать даже, более умен – и, уж точно, менее отталкивающ, нежели Гитлер. Так что его самомнение до известной степени оправдано». (Долльман, например, признает, что находил Муссолини «более эрудированным, более человечным и более обаятельным из них двоих».)
Однако именно Гитлер диктовал политику стран «оси», точно так же как он диктовал протоколы многочисленных встреч между ним и дуче. «К нам никогда не относились, как к партнеру, скорее, как к рабам, – вспоминал Чиано. – Буквально каждый шаг предпринимался без нашего ведома. Даже самые фундаментальные решения доводились до нашего сведения уже после того, как были воплощены в жизнь». Дуче неизменно раздражало то, что Гитлер никогда не спрашивал его мнения по важным вопросам, касающихся стран «оси», более того, уведомлял Муссолини о своих планах лишь тогда, когда тот уже никак не мог на них повлиять.
«Гитлер демонстрировал удивительную верность Муссолини, – писал Алан Булок, специалист по Гитлеру. – Однако никогда не питал к нему доверия». Гитлер постоянно волновался, как бы Муссолини и Чиано, которого фюрер терпеть не мог, не сообщили о его планах врагам, что, впрочем, они иногда делали. В этом отношении Гитлер как-то раз позволил себе редкую шутку: «Любой меморандум, который я отправляю дуче, моментально попадает к англичанам. Поэтому я пишу в них лишь то, что полагается знать англичанам. Это был самый быстрый способ довести что-либо до их сведения». (Гитлер обвинял не лично Муссолини в этих утечках, а, скорее, близкое окружение дуче.)
Но даже когда стало ясно, что Гитлер, по словам того же Чиано, «втягивает нас в авантюру», у Муссолини не нашлось твердости, чтобы не дать себя в нее втянуть. В его симпатиях к Гитлеру было нечто иррациональное, чего никак не мог понять даже его собственный зять. «Дуче очарован Гитлером, – писал Чиано в своем дневнике в 1940 году, – и это восхищение затрагивает то, что является неотъемлемой частью его натуры: действие».
Это странное восхищение – гремучая смесь зависти, уважения и страха – помогает