– Что ты все время на меня так смотришь? Тебе что, так нравятся женские груди? Ты все время пытаешься мою потрогать.
Девушка надела маечку. Это, впрочем, не сильно помогло ей скрыться от моего взгляда.
– Я вижу, – отметил я, – что Живой океан тебя теперь интересует гораздо меньше.
Хью не думал, что это начнется так скоро. Это дерево было слишком холодным. Дерево не может быть таким холодным.
Торговец стоял, прижавшись спиной к огромному дубу, стоящему на самой опушке лесной чащи. Полная луна окрасила его лицо бледным серебром.
Впрочем, если бы луна сменилась солнцем, лицо Хью не стало бы более румяным.
Хью умирал.
Глафира схватила кролика на руки и прижала его к своей пышной груди.
– Зайчик, – прошептала она. – Миленький зайчик.
Глафира опустила кролика обратно на траву. Весеннее солнышко пригревало ее длинные темные волосы. Ее босые ноги неслышно ступали по мягкой зеленой травке.
Зайчик, покоренный Глафирой, прыгал теперь за ней и тихонько пофыркивал. Девушка подбежала к однорукому Роме и присела рядом с ним на скамеечку.
– Ромочка, – сказала Глафира инвалиду. – Ромочка, сможешь ли ты простить меня? Я так ошибалась.
Рома ласково, но строго посмотрел на Глафиру и ответил:
– Нет. Ты не ошибалась, это я был дурак. Я не должен был позволить тебе отрубить мою руку, я сам виноват. На то и щука в озере, чтобы карась не дремал. Мы должны контролировать все. Даже тех, кто нам дорог.
Глафира погладила Рому по голове. Раньше он не говорил, что она ему дорога. Как меняются мужчины, стоит только причинить им легкую боль.
Где-то запела птичка. Кролик сидел неподалеку и тер мордочку лапками. «Как хорошо, – думала Глафира, – спокойно».
Глава 8
Вы можете разрешить своему рабу делать все, что ему хочется, но не можете сделать его свободным.
Серые сумерки. Уже который год в моем сердце тоскливые серые сумерки. Иногда робкие вспышки молний озаряют его… озаряют и снова гаснут.
Я чувствую себя младенцем, который сидит на полу в пустой комнате и ждет, когда придет его мама. Зима и ночь, на полу разбросаны замечательные игрушки.
Если бы мама была здесь, я бы играл в них и был весел и счастлив. Но мамы нет. Она не приходит уже слишком долго.
Игрушки не радуют меня. Я пытаюсь забыться, катая по полу паровозик, но у меня ничего не получается.
Что это за вспышки молний, которые озаряют мое сердце.
Я иногда думаю, что был бы счастлив сгореть в одной из таких вспышек в момент, когда яростное безумие похоти охватывает меня. Когда я подхожу к своему алтарю…
Пятеро обступают меня. Мы начинаем наши игры, потому что знаем, что чувствуем примерно одно и то же.
Я стоял в полутемной комнате и смотрел на обнаженную, стоящую передо мной на коленях Анастасию. Она была так