Иолай резко сжал кулаки, и Геракл понял, что следующим его движением будет отчаянный рывок к выходу. Тогда Геракл быстро взял нового приятеля за руку и негромко, но твердо сказал:
– Он мой родич!
Ификл сдавленно булькнул, а Иолай медленно повернул голову… Светло-зеленые глаза встретились с темно-серыми глазами, и маленький острый кулак в руке Геракла разжался, повернулся и снова сжался, вцепившись ладонь в ладонь.
Амфитрион высоко поднял брови, шагнул вперед, однако вся его решимость как будто иссякла на этом шаге.
Мегарон заполнила гулкая тишина, и никто никогда не узнал, о чем думал полемарх Фив в те нескончаемо долгие мгновенья, когда он молча смотрел на своего пасынка-полубога, крепко сжимающего руку нищего мальчишки в ожидании решения приемного отца.
Может, бывший правитель Тиринфа думал о том, что богиня Тюхэ[9] слишком неравномерно распределяет свои дары среди смертных, бросая под ноги одним лепестки роз, а другим – только их колючки? И что напрасно он надеялся когда-то, потеряв и свое царство, и царство жены, что на этом для них закончится проклятие рода Пелопидов.
Но вот настал тот день, когда Зевс решил поделиться своим семенем с Алкменой – и тогда полемарх понял, что проклятье только-только начало разворачивать черные крылья над его семьей.
О великие мойры, да разве он просил о высокой чести воспитывать сына Зевса, предназначенного громовержцем для неведомых грозных дел? Нет, он никогда об этом не просил, и уж лучше б ему было вновь и вновь выносить кровь и грязь войны, чем терпеть дурацкие слухи, назойливыми воронами вьющиеся вокруг его дома с тех пор, как Тиресий предрек рождение у Алкмены будущего великого героя!
С того треклятого дня у фиванской рвани как будто не было других дел, кроме как обсуждать все, что происходит в доме полемарха, на все лады трепля имя Амфитриона, Алкмены и их сыновей… Один из которых и вправду был всего-навсего сыном полемарха, зато второй – подумать только! – был тем самым любимым сыном Зевса, ненавистным пасынком Геры, ребенком-силачом, убившим чудовищных змей, будущим защитником людей и самих богов, героем, рожденным для великих подвигов и для великих страданий!
Эйя, а вы слышали, как Гера наказала служанку Алкмены Галантиаду? Когда у Алкмены начались схватки, ревнивая Гера села на пороге дома Амфитриона, крепко-накрепко сцепив руки, чтобы не дать сопернице родить. Она просидела так целые сутки, пока служанка не пустилась на хитрость: с радостным видом выбежала из дома и крикнула, что ее хозяйка уже родила. Богиня в отчаянии всплеснула руками, заклятье спало, и Алкмена наконец-то разродилась Гераклом… Но с тех пор по воле разгневанной Геры Галантиада зачинает через ухо, а рожает через рот, как это делают ласки… Клянусь жизнью моей любимой свиньи, это – чистая правда!
О великие мойры, сколько раз, слыша у себя за спиной такое неотвязное перешептыванье, полемарх завидовал последнему фиванскому бедняку, чья жена никогда не клала ему на колени ребенка, вольно или невольно зачатого ею от бога!
Что