Тут надо сказать, что капитан Оловянный был кандидатом в мастера спорта по боксу. Железный был маленьким и тощим. Что он только не ел с медом – ничего не помогало. Железный так и оставался маленьким и тощим. Но с мышцами. У него был пояс по каратэ. Не Брюс Ли, конечно, но желание убить кого-нибудь у него тоже было большим, и, как и его удары, болезненным. Его мечтой было – нет, не стать чемпионом Москвы, тогда каратэ официально было запрещено – а стать певцом. Как Козловский. Лучше бы Лемешевым. Но у Лемешева, как говорил Железный:
– Неправильно поставлен голос. – Он частенько ставил в казарме пластинки с ариями из опер, итальянские песни. Например, для Подъема он часто ставил пластинку:
– На призыв мой тайный и страстный, о, друг, мой прекрасный, выйди на балкон. Так красив свод неба атласный… И сам тоже орал. Но голос его был твердым, пронзительным, но абсолютно не проникал в душу.
– Как будто заяц барабанит по медному тазу, – сказал один новобранец, когда Железный запел в бане:
– Дуня д, моя Дуняша, Дуня-тонкопряха. – Даже хотели для смеха надеть ему на голову таз с холодной водой. Было весело. Но потом этого парня, который сказал про Зайца Железного Барабанщика, сержанты и капитан Оловянный насиловали целый месяц в каптерке. Он так и сказал:
– Да какой ты на хер певец! Так лесной заяц. Железный Барабанщик. – Потом этот парень, Костик, сбежал. И, что самое интересное, его так и не нашли. Хорошо, что сбежал, а то уж эти ребята хотели продать Костика в соседнюю роту за триста баксов.
Другой сержант до армии работал плотником. Врезал замки в двери новостроек. И сам называл себя:
– Хуй Деревянный. – Он был страшим сержантом.
Они вошли без стука. Почти без звука. Оловянный кашлянул.
– Сильва, – сказал он, – я не хочу тебя бить. – Но ты должен оказывать только легкое сопротивление. Чтобы я понял:
– В глубине души ты тоже хочешь потрахаться. С другой стороны, ты хотел – как бы – оказать сопротивление, но страх сковал тебе руки, ноги и все, что еще там есть у тебя. Ты не можешь в полную силу оказывать сопротивление. Ты кролик перед удавом. К сожалению, приходится все это говорить тебе, чтобы ты добровольно сделал то, что я хочу. Эти неумехи, – он кивнул на Железного и Деревянного, – не смогли подготовить тебя для меня, как обезьяну к обеду китайского императора. Соглашайся.
– Не знаю, не знаю, – сказал парень. Он стоял у последнего унитаза. Все остальное уже блестело. Тыльной стороной ладони новобранец вытер капли пота со лба.
– Ты будешь жить в отдельной комнате. Не будешь вставать на зарядку. И вообще, никакой боевой и политической подготовки. Пусть дураки бегают кросс в противогазах. Правильно я говорю? – Оловянный приблизился вплотную. Так сказать, на расстояние хука.
– Так, так, так, – затараторил Сильва, как пулемет Максим в Гражданскую Войну. – Все это так, все это хорошо. Только…
– Что только?
– Только я не понял, кто обезьяна?
– Ты хочешь сказать, что это